Аукцион

Распопов отошел к телефону. Леночка (по-прежнему милая, только пополнела, а была как стебелек) предложила тост за альма-матер; жаль, что закрыли наш институт востоковедения, именно в тот год прихлопнули, когда американцы открыли сотый по счету востоковедческий центр; таинственно мыслило Министерство высшего образования, ничего не скажешь; вспомнила, заливаясь смехом, как мучались девочки с произношением китайского глагола «мочь»: помянула добрым словом преподавателей: какие же хорошие люди, какой великолепный дух дружбы был у них со студентами, никакого покровительства, открытость; особенно хорошо говорила о профессоре Яковлеве, работы которого одно время сильно критиковали за следование учению Марра; он читал свои лекции блистательно, посмеивался в прокуренные усы, никому не ставил оценку ниже четверки, вопрос стипендии для студента нешуточный, особенно в те годы.

Степанов вспомнил, как Зия сразу после получения стипендии (ему платили повышенную) отправлялся в магазин, покупал макароны, сахар, соль и чай на месяц вперед, откладывал сотню (нынешнюю десятку) на молоко и яйца, вполне хватит; одну сотню заначивал на обеды в студенческой столовке; остальные шли на веселье; танцевали до трех утра, тогда это разрешалось; потом шли пешком в общежитие, распевая песни, когда рядом Зия — ничего не страшно.

— Слушай, — сказал Савватеев, — а почему в твоих книгах нет наших домашних проблем, Мить?

— Это как? — не понял Степанов.

— Ну, ты ведь все больше ударяешься в историю или политику...

— По-твоему, эти ипостаси бытия к домашним проблемам не имеют отношения?

— Обиделся, что ли?

— Нет, отчего же?

— У тебя нет ничего ни об утраченных традициях, ни о трудностях, которые переживает деревня, ни о тревожных симптомах среди нынешней молодежи... Большая литература всегда рождалась на ниве внутренних проблем.

— Может быть, — вспомнив московского редактора Федорова, ответил Степанов, поняв, что спорить бесполезно.

— Слушай, — Савватеев еще ближе придвинулся к нему, — а ты действительно не помнишь меня?

— Не сердись. Ты ведь был старше?

Тот пожал плечами.

— Не в этом дело. Я же в комитете разбирал твое персональное дело. Вел то заседание комитета. Неужели не помнишь?

Степанов заново посмотрел на этого седого человека, но все равно не увидел в нем того, кто тридцать два года назад требовал исключить его из комсомола; неужели он? Слава богу, что не помню его, сказал себе Степанов, в голове я сердце надо держать хорошее, так честнее и легче жить. Зато я помню, как на то комсомольское собрание пришел Зия, как долго слушал выступающих, а потом поднялся и раздолбал их в пух и прах; помаю, как Зия говорил потом: доказать себя можно лишь одним — делом; только работа может превратить тебя в личность; запомни, тот, кто хоть чем-то выделился, берет на себя ответственность; ничего не попишешь, закон лидерства; мне нравится то, что ты делаешь, сказал тогда Зия, значит, пиши до упора; проявить себя — это сделать дело, все остальное — словеса, преходяще.

Все верно, Зия — умница, в памяти навсегда остались лица Жени Примакова, Марика Бурханова, Витьки Борисенки, Лени Харюкова, Сани Яицкого, тех, кто был другом; лица недоброжелателей стерлись; как же это славно, право; маяки дружества, словно ночные огоньки на взлетно-посадочной полосе ночью при возвращении домой из долгой командировки. И неизвестно, когда придет время следующей, да и придет ли вообще.

(Именно в это время Фол набрал домашний номер Ричардсона в Гамбурге и сказал, что «штуку» надо запускать в редакции немедленно, нужно управиться к завтрашнему вечеру; тот понял, все обговорено заранее: будет напечатано интервью с Золле, в котором он приводит данные о том, сколько долларов Степанов платил исследователям из Шварцвальда и Брюсселя за их материалы о судьбе исчезнувших русских культурных ценностей; Степанова интересуют имена и адреса людей, так или иначе связанных с вывозом русских сокровищ в рейх; более всего интересуют его, подчеркивалось во врезке, подготовленной Ричардсоном, не столько лица, напрямую работавшие на рейхсляйтера Розенберга, сколько эксперты, историки искусств, ученые, журналисты, предприниматели, связанные ныне с организацией аукционов я выставок; за этим интересом чувствуется рука; такого рода данные позволяют шантажировать тех, кто был в свое время принужден нацистами к сотрудничеству; их можно шантажировать, заставляя выполнять задания, которые угодны Москве.

Выпуск западногерманских газет, которые напечатают интервью профессора Золле, отправят с первым же рейсом в Лондон; в восемь вечера газеты должны быть в театре, не менее трехсот экземпляров, для раздачи всем участникам шоу, удар обязан быть массированным.

После этого Фол спустился в холл отеля, где его ждал контакт, который взялся опубликовать в здешней прессе сообщение о том, что Степанову вменена в обязанность травля бизнесменов, занятых в сфере культуры, — он пытается породить неверие в честность и компетентность владельцев аукционов.)