Аукцион

Бройгам достал из мягкой пачки (ужасно раздражало Золле; любую разболтанность, неряшливость, необязательность воспринимал как оскорбление) раскрошившуюся сигарету, сделал ее плоской, закурил, пыхнул в лицо Золле каким-то сладким дымом, тяжело закашлялся, долго сидел, закрыв глаза, пояснил — астма; не переставая курить, спросил:

— Каким образом про вашу работу узнали русские?

Золле удивился.

— Вы имеете в виду Степанова?

— Да.

— Мы много лет обменивались информацией.

— А откуда она у него?

— Он часто ездит. Да и потом ему помогают ученые из музеев России. Так легче...

— Много вы ему передали документов?

— Очень.

— А он вам?

Золле не ждал этого вопроса; как-то не приходило в голову подсчитать, сколько материалов привозил ему Степанов из Швейцарии и Голландии; последний раз передал документацию из Варшавы; обещал прислать новые данные из Праги; отдал ему письмо из Баден-Бадена; с него начался новый этап поисков; а ведь письмо было адресовано не ему Золле, а именно Степанову; но он сразу же отправил его мне; и документы из Берлина передавал папками, и устраивал приглашения, и писал про меня так, как никто другой не писал; все искали сенсацию, а он рассказывал про меня и Анну, про то, как я начал, что нашел; он был так добр ко мне, подумал Золле, сидел за этим столом, слушал часами, помогал готовить ужин; как же мы славно пировали втроем — я, Анна и он... «Со мною происходит что-то неладное, — сказал себе Золле. — Я думаю сначала о себе, потом об Анне, а уж потом о нем. Что со мною?»

— Погодите, — сказал он Бройгаму. — Мне надо позвонить во Франкфурт.

— У меня всего еще два-три вопроса.

— Нет, нет, я должен позвонить во Франкфурт, это крайне важно.

— Меня ж казнят, если я опоздаю с материалом в номер. Кто финансирует вашу работу, вот что меня интересует. У вас огромные траты, как я понимаю. Кто оплачивает ваш труд?

— Я.

— Источники? У вас есть какие-то доходы? Рента?

— У меня есть долги, господин Бройгам. Это все, что я могу вам сказать.

Проводив журналиста, он позвонил во Франкфурт, в «историческое общество»; именно те люди и сказали ему накануне поездки в Лондон, какие деньги Степанов платит другим исследователям, показали расписки; он был так поражен, что даже не заинтересовался их адресами и телефонами (раз люди из исторического общества, дипломированные исследователи говорят, значит, иначе и быть не может). Золле был тогда в неистовстве; два дня не находил себе места; какая низость — использовать дружеские отношения, а платить совершенно посторонним людям, вклад которых в предприятие незначителен!

— Алло, здравствуйте, это профессор Золле из Бремена.

— Добрый день.

— Ваши люди звонили мне. Девять дней назад. Я бы хотел связаться с ними. Немедленно.

— Простите, но кто именно звонил и по какому вопросу?

— Я забыл фамилию. По вопросу поиска русских картин, пропавших во время войны.

— У нас нет русского отдела, господин профессор Золле. Вы убеждены, что звонили от нас?

— Совершенно убежден.

— Пожалуйста, подождите у аппарата, я попробую вам помочь.

— Благодарю.

«Я сейчас же позвоню в Лондон, — подумал Золле. — Меня занесло! Да, да, меня занесло! Я должен был говорить со Степановым и князем как с друзьями. А я обиделся. На кого?! Ах, как верно ты стал думать, когда прошло время и все упущено. Да, упущено! Наверняка аукцион в разгаре. Ну и что? Я позвоню в «Сотби» и сделаю заявление, что Врубель был похищен. Я назову людей, которые паковали картину, вывозили ее из России, назову номер, под которым Врубель был вывезен Розенбергом. Следы этого номера должны остаться на картине, если сделать химический анализ. В левом нижнем углу. Вывести до конца невозможно. Экспертиза подтвердит мою правоту. А если не подтвердит? Кто станет платить штраф? Ты? Чем?»

— Алло, добрый день, господин доктор Золле, это Дукс, меня перехватили у дверей, шел на обед, как поживаете?

— Пожалуйста, назовите мне телефоны тех господ, которым Степанов платит деньги.

— Что?! Вы меня путаете с кем-то, господин доктор Золле! Я предлагал деньги за вашу документацию, пятнадцать тысяч марок, наши условия остаются в силе, но я не знаю, о каком Степанове идет речь... Вы меня путаете с кем-то...

Чеканя каждую букву, Золле чуть не прокричал:

— У меня... были! Из вашего общества! И называли имена тех исследователей, которым Степанов платит деньги! И показывали расписки! Я требую, чтобы вы немедленно дали номера их телефонов!

— Господин доктор Золле, — голос на другом конце провода стал испуганным, — я готов поговорить с нашими коллегами, я перезвоню вам позже, пожалуйста, не волнуйтесь, мы найдем того, кто с вами связывался.

— Как долго мне надо ждать?

— Я перезвоню к вечеру.

— Нет, я настаиваю, чтобы вы выяснили мой вопрос немедленно! Слышите? Немедленно!