Аукцион

— Почему? Обнажение проблемы, всего-навсего. Ты сам-то, товарищ Федоров, обливаешься слезами над романом о том, как передовой главный инженер бьется с директором, который консерватор? Или к Пушкину припадаешь, который больше занимался проблемами политики, истории, этики? — Степанов поднялся. — Жаль, что пришел к тебе. Ей-богу, жаль.

— Да и мне твой визит радости не доставил, — откликнулся Федоров.

— Вот и обменялись откровениями, — согласился Степанов. — Но самое досадное заключается в том, что тебе никто не вменял твоего отношения к тому делу, которым пытаюсь заниматься я. Это твое мнение, твое кредо. На этом ты и рухнешь, помяни мое слово. Рано или поздно.

9

...Конечно же, спас предприятие Андрей Петрович — седовласый, моложавый, собранный, элегантный (только на пляже Степанов увидел, как изранено и обожжено его тело, начал войну на рассвете двадцать второго июня, партизанил, освобождал Польшу, закончил Парадом Победы; чрезвычайный и полномочный посол в прошлом, член ЦК).

— Все понимаю, — сказал он, выслушав Степанова, — но какой прок из вашего вояжа можно ожидать в государевом плане? Какую выгоду — помимо попытки спасения Врубеля — получат наши ведомства культуры? Если бы вы провели пресс-конференцию о новых фестивалях в Ленинграде и Крыму, о готовящемся юбилее Новгорода, как— никак вторая тысяча лет идет Господину, о Пушкинских днях в Михайловском, тогда мне с руки войти с предложением о вашей командировке в мае... Готовы к такого рода уговору?

— Конечно.

— Успеете подготовиться?

— Постараюсь.

— Я попрошу товарищей из управления культуры подобрать кое-какие материалы. Пригодится?

— Еще как.

— Думаете писать об этом?

— Вряд ли, Андрей Петрович... Просто сердце рвется, когда видишь наши картины на чужбине... Убили вдову Василия Кандинского года три, что ли, тому назад, лучшие его вещи она держала в сейфе в банке, кажется, в Цюрихе; то, что украли в доме у старушки, как в воду кануло: ни один музей не купит, только частная коллекция, а это гибельно для живописца, тотальная закрытость.

— Не каждый решится покупать такие вещи, скупка краденого у них тоже порицаема, кажется, и по закону...

— Не везде. Если доказать, что вещь была у вас в доме более тридцати лет, то изъять ее по суду невозможно... Мой друг из Гамбурга, исследователь Георг Штайн, выискал икону четырнадцатого века, Иверскую; нацисты вывезли из Пскова; нашел в молельне кардинала Соединенных Штатов Спелмана... Писал, требовал вернуть похищенное в русский храм, без толку. Обратился к папе. После этого семья покойного кардинала подарила икону церкви в Сан-Франциско, все вроде бы соблюдено, ушло к православным, а там и по-русски-то никто не говорит, старшее поколение вымерло, молодые не знают языка, привержены той культуре, а не нашей, о войне знают понаслышке...

— Трагедия современной войны заключается еще и в том, что сразу же перестанут поступать свет, вода и тепло, — задумчиво, словно бы продолжая разговор с кем— то, заметил Андрей Петрович. — Нынешняя война-это уничтожение детей и стариков в первую очередь. До начала Отечественной в городах еще были колодцы; газ считался новинкой; в деревнях хлеб пекли; а сейчас? Как жить без привычного водопровода, электричества и газа? Рейган не может представить себе, что это такое, но ведь европейцы должны помнить войну?

— Поляки помнят... Югославы... Норвежцы... французы, хотя за Париж кровавой битвы не было, Гитлер туда вроде как на экскурсию приехал; Гаагу не бомбили, Брюссель тоже... Лондон не знал оккупационного статута, а «фау» Гитлер использовал уже после Сталинграда, когда дни его были сочтены.

— Но ведь Бонн знал оккупационный статут, бомбежки, голод... Они-то о чем думают?

— Слишком крепко повязаны Белым домом, план Маршалла еще в сорок восьмом году начался. Но, мне сдается, западные немцы рано или поздно осознают свою значимость в раскладе сил мира. Дядя Сэм нервничает, потому что Бонн тянет на себя одеяло в Аргентине, Венесуэле, Боливия. Если социал-демократы выиграют выборы, возможен серьезный поворот в Европе. А тенденция, куда ни крути, социал-демократическая — Лиссабон, Мадрид, Париж, Стокгольм...