Аукцион

— Простите, что перебиваю, Стив. Деньги были взяты им, чтобы фотокопировать документы, необходимые для его поиска русских, польских и французских культурных ценностей?

— Естественно.

— Вы не обидитесь, если я, слушая вас, расправлюсь с гамбургером?

— Не обижусь. А я в это время выпью кофе.

— Да что же вы такой колючий?!

— В такой же мере, в какой вы бестактный.

Фол стремительно съел гамбургер, выпил молоко из высокого стакана, тщательно вытер рот салфеткой, на которой был изображен толстый бармен Франц, номер телефона и адрес его заведения, взяв зубочистку, прикрыл рот ладонью и, тщательно проверив, не осталось ли мяса во рту, сказал:

— Стив, если вам трудно со мной работать, я готов предложить некий паллиатив сотрудничества: вы знакомите меня со всеми материалами, а я после их изучения ставлю вам те вопросы, которые, возможно, возникнут. Устраивает? Я не люблю трепать нервы коллегам. У меня, наверно, действительно дрянной характер. Бухаю то, что думаю, весь на виду, не учен политесу...

— Учены, — отрезал Ричардсон. — Мой контакт из здешнего ведомства по охране конституции познакомил меня с записью вашего разговора с профессором из Аахенского университета. Ваш такт и учтивость показались мне образцом джентльменства.

— Так ведь этот профессор-немец, то есть иностранец. Вы же знаете про наш комплекс преклонения перед иностранцами. Европа! Матерь мировой цивилизации...

— Матерью мировой цивилизации серьезные ученые считают Египет, Грецию и Рим.

— Так ведь это серьезные ученые, — жестко рассмеялся Фол. — А я нувориш. Парень из провинции. Знаете, как одного англичанина спросили, в чем секрет его интеллигентности?

— Знаю. Он ответил, что надо кончить Оксфорд. Собеседник заметил, что он тоже окончил Оксфорд, тогда англичанин хмыкнул: «Я имею в виду дедушку. Ваш дедушка должен был окончить Оксфорд». Вы это хотели рассказать?

— Именно.

— Ну и напрасно, потому что ваш дед окончил университет, Джос. А мой отец был шофером такси. Не подделывайтесь под меня, не надо. Тем более вы мой начальник... В какой-то степени... До той поры, пока я не отправлю рапорт в Центр с оповещением о том, что принял приглашение Института анализа внешней политики в Кембридже и расстаюсь со своей работой в конторе.

— Только не пишите в рапорте, что причина вашего ухода моя бестактность. Вам не поверят.

— Поверят, — ответил Ричардсон.

«Псих, — подумал Фол. — Господи, какой тяжкий возраст между пятьюдесятью и шестьюдесятью. Неужели я стану таким же?»

— Стив, послушайте. Я знаю имена всех кредиторов Золле. Из родственников покойной фрау Анны меня интересуют только Зигфрид Рив и Карл Уве Райхенбау. Что касается парников Золле, то вчера утром он сдал их в аренду племяннице покойной фрау Анны на два года. Интересует меня также господин Хайнц Отс. Именно он дал возможность господину Золле фотокопировать материалы в Боннском университете. А там, мне сказали, страница стоит десять пфеннигов, но не сорок, как на почте.

— У вас здесь есть еще один центр, проверяющий нашу работу? — спросил Ричардсон несколько растерянно.

— Я обязан ответить, что у нас нет ни второго, ни третьего центра, контролирующего ваши материалы, да и самого вас, Стив. Тотальную слежку, маккартизм и все такое прочее оставьте крикунам от либералов. Мы с вами консерваторы, люди традиций, нечего задираться по пустякам. Я готов учиться у вас тому, что ценю: дерзости мысли. А вам не грех перенять мой опыт погружения в материал. Я крот, Стив, архивная крыса. Люди моего плана пригодятся вам, теоретикам моделей будущего на европейском континенте...

— Хоть вы и сукин сын, — улыбнулся Ричардсон, — но голова у вас варит, ничего не скажешь. О парниках я ничего не знал, хотя готовился к разговору весьма тщательно.

— Я выдумал про парники, — вздохнул фол. — Чтобы сбить с вас профессорскую спесь. И сбил. Вот так-то, Стив, поехали дальше.

2

Зигфрид Рив работал в бургомистрате, ведал вопросами прописки; имел поэтому контакты с секретной службой; хоть в Гамбурге не было такого огромного количества турецких «gastarbeiter»5, как в Западном Берлине (более семидесяти тысяч, район Кройцберга стал прямо-таки турецким — своя полиция, свои мечети, магазины, школы, только публичные дома по-прежнему принадлежали немцам), зато здесь оказалось много испанцев и югославов; службы особенно интересовались югославами, хотя испанцы также изучались достаточно тщательно, особенно после того, как в Мадриде к власти пришли левые.

Фол позвонил в бургомистрат незадолго до обеденного перерыва, передал Риву привет от господина Неумана (под такой фамилией ему был известен сотрудник министерства внутренних дел Альберте) и предложил поужинать, заметив, что он прилетел из-за океана именно для того, чтобы поговорить с ним о предметах вполне конкретных, представляющих для господина Рива непосредственный интерес.