Аулия

Потом взяла горлинку в руки, что-то ей тихонько сказала и опустила птицу на землю. Горлинка принялась ходить по кругу, и круги эти все уменьшались и уменьшались, пока птица не оказалась у палочки. Девушка все это время тихо покачивалась из стороны в сторону, запрокинув голову. Горлинка принялась клевать палочку. Аулия развязала ее, коснулась птичьей головки губами – горлинка улетела и исчезла во мраке ночи.

– Видишь, мама? Я вернусь. Это был обряд на возвращение. Гей! А теперь я благословлю тебя.

Аулия поднялась на валун и возложила обе руки на голову матери. Лейле показалось, что дочкины ладони светятся; она ощутила наполнившее ее умиротворение – и смогла наконец заплакать. Женщина плакала от горя – она теряла дочь; но в то же время и от радости, и осознания того, что ничего плохого с душой ее девочки не случилось.

Мать следовала за дочкой по деревне, а Аулия благословляла все, что встречалось ей по пути: пальмы и коз, хижины и собак. Тоненькая фигурка кружилась, подняв над собой посох, сыпавший вокруг искрами, подобно горящей ветке. Чародейка что-то тихонько напевала. Свет, которым была уже наполнена Лейла, начал распространяться по деревне, и вскоре все селение заискрилось, как стекло в лунном свете. Собаки, козы, петухи – все они, обведенные святящимися нимбами, хранили молчание. Цикады, сверкая, как звездочки, умолкли. И никто не проснулся.

Дойдя до реки, Аулия вошла в воду и повернула вниз по течению. Ее мать, подняв сумку выше, вступила в воду вслед за ней. Аулия шла, уставив взгляд в черную линию горизонта.

Деревня уже осталась позади. Лейла никогда в жизни не решалась удаляться от деревни, не осмеливалась заходить за окружающие селение скалы. Когда русло реки сильно сузилось, Аулия обернулась, обняла мать, взяла из ее рук котомку и перекинула себе через плечо.

Она подняла глаза к небу и резко, так что звук эхом отозвался в ночи, кликнула коршуна. Ответа не было, но Аулия с улыбкой ждала, оперев щеку о кулак, сжимающий посох.

И вот – изумленная Лейла услыхала громкое хлопанье крыльев. В нескольких метрах от них приземлился огромный коршун.

– Мама, – сказала Аулия. – Это вольный аль-Хурмак, он – мой проводник.

Мать и дочь крепко обнялись. Лейла всхлипывала. Аулия улыбалась. Твердыми пальцами дочь все гладила и гладила мать по голове, пока Лейла не успокоилась. Они поцеловали друг другу лоб, руки, потом расцеловались в губы.

Когда Лейла вернулась в Ачеджар, было уже светло.

Дорога

Для араба-бедуина ад – небо с пылающим на нем солнцем, а само солнце – не что иное, как старая и злая жена: сильная, костлявая и ненавидящая, она иссушает пастбища и кожу мужчин. Луна же, напротив, видится ему живым и легким на подъем юношей, который хранит покой кочевника, когда тот спит, и служит ему проводником, когда тот пускается в путь ночью. А еще он приносит дождь и утреннюю росу, что падет на каждую травинку. Араб-кочевник имеет несчастье быть мужем солнца. Проведя с супругой ночь, он становится худым и изможденным. Чтобы восстановить силы, ему требуется не меньше месяца.

Из Записок

Брюса Чатвина

Небо раскинулось над головой синим, как сердце пламени, колоколом. Лощина, в которой текла речушка, расширялась по мере того, как Аулия все дальше и дальше уходила в пустыню; река тоже растекалась, а вода в ней делалась все мутнее и темнее и теперь уже едва доходила девушке до щиколоток. Живущие по берегам лягушки куда-то пропали.

На горизонте виднелись очертания гор. Аулия знала: они только кажутся небольшими, на самом же деле горы эти – колоссальных размеров. Каменные хребты, окрашенные в синее и лиловое, приводили ее в изумление: они были гораздо выше окружавших Ачеджар скал. Пустыня оказалась невообразимо широкой. Аулии были пока непонятны разбросанные тут и там по пустыне знаки, она еще только училась их подмечать: заросли кустарника, темное пятно акаций, разные цвета дюн. Как будто сама она родилась не в песках. Только теперь, проникнув, подобно караванам и кочевникам, в сердце пустыни, она становилась ее частью.

Счет прошедшим дням Аулия вела, опуская в котомку по камешку: по одному за каждый день, приближавший ее к океану. Она упрямо выискивала признаки этого приближения: ей казалось, что она увидит, сможет разглядеть их в скелете змеи, в засохшем колодце, в панцире жука.