Аулия

– Так ты – Худ-Худ? – спросила она. – Тот самый, кто привел птиц на гору Эльбрус, к королю птиц Симургу, в гнездо, устроенное на столбах из черного дерева, столетника и сандала?

Птичка подтвердила. Аулия повернулась к коршуну и сказала:

– Али бен-Диреме, сеятель дождя в моей деревне, учил нас, что на удода охотиться запрещено, потому что на его клюве написано слово бисмилах, что значит «имя Бога».

Птичка склонила головку и взглянула на нее глазом алого цвета.

– Аль-Саалаам. Истинная правда. Можешь прочесть имя Бога на моем клюве.

– Я не умею читать. Кроме того, ночью я очень плохо вижу, – отозвалась Аулия.

– Я прилетел, чтобы рассказать тебе о Хауаси, о чародейка, – проговорил Худ-Худ.

Голосок у удода был высокий, но звучал неторопливо, даже торжественно.

Аулия улыбнулась. Птичка расправила крылья и заговорила:

– Он Отшельник, и на лбу его есть отметина – рог Каркадана. Такие, как он, родятся на берегу Аль-Каусара, куда стекают воды Рая. Это единственное место в пустыне, где не бывает бурь. В начале жизни они вкушают воду Аль-Каусара, из источника Сельсебиль, – наичистейшую и наисладчайшую. Именно поэтому Отшельник умеет переносить жажду и может почуять воду на расстоянии нескольких дней пути. Ведь он вскормлен молоком матери и вспоен райскими водами.

Церемонно, словно маленький визирь из сказки, удод вновь сложил крылья и склонил головку набок.

Аулия задала еще один вопрос:

– Где я могу его найти? Он согласится провести меня к морю?

– Не ищи его. Если этому суждено случиться, он сам тебя найдет. Бисмилах!

Маленькие коготки разомкнулись, удод взмыл вверх и быстро исчез в темноте.

Жар солнца

«Если этому суждено случиться, он сам тебя найдет», – сказал ей удод. И когда же это будет? – спрашивала себя Аулия. Ей было странно думать о поисках антилопы, существа быстроногого и ускользающего, когда само море – огромное пространство, отец всех рек – словно пряталось от нее.

Котомка ее уже сильно потеряла в весе, хотя Аулия и продолжала складывать туда камешки, по одному за каждый прошедший день.

Валуны и остроконечные камни, окаймлявшие русло речушки, становились все мельче. Мало-помалу сужалась и река.

Аулия, слушаясь голосов, звучавших у нее внутри, когда она пребывала в трансе, расходовала свои припасы бережливо.

После нескольких дней пути по голой, лишенной даже кустов земле ей встретилась акация. И она направилась прямиком к дереву, влекомая желанием посидеть в тени. В тощей кроне было устроено гнездо. С огромным трудом, ведь сил в ее теле оставалось все меньше, она забралась на дерево и съела все яйца. Скорлупу она спрятала в котомку – на потом и тут же прочла молитву, испрашивая прощения за покражу.

Как бы ей хотелось, чтобы волшебство ее было столь же могущественным, как в сказках об Аладдине, в которых ифрит лампы одним своим словом мог накрыть стол, ломившийся от персиков и пиал с рисом!

Небо, чистое и безоблачное, как бескрайний лист отполированного до блеска металла, давило на нее своей синью.

Ей вспомнился Ачеджар с его хижинами, укрывшимися от тяжести небес за высокими скалами. Она страстно желала дойти до далеких гор, чтобы найти защиту в их отрогах, но голоса сообщали ей, что до гор еще далеко. Голоса предков – погонщиков верблюдов, проводников, женщин, умевших, пока звучит песня, поставить и убрать палатку. Они предупреждали: «Будь осторожна…»

Однажды ночью Аулии приснились танцы, которыми ее деревня встречала весну. Приветствуя самое доброе время года, мужчины били в барабаны, играли на флейтах-замбрах и пели. Юноши и девушки, все вместе, плясали до упаду. Днем же никто не работал, не делалось совсем ничего, за исключением приготовления пищи. Семьи, в которых сыновья к весне обзавелись невестами, играли свадьбы. Аулии снился аромат жаренного на углях мяса с листочками мяты, запах пшеничных лепешек; снился вкус сирбачи – риса с чесноком; снились горящие факелы и поющие голоса. Во сне Лейла ласково гладила ее по волосам, пока они вместе любовались причудливой игрой пламени от костров: красные отблески мелькали на беленых стенах.

Когда она проснулась, из ее груди исторгся стон: небо над пустыней было все так же безбрежно.

В сумке скопилось больше шести десятков камешков. Аулия высыпала их на песок.

Ей стало страшно. В тот же вечер из-под камней к ней вышел скорпион. По сравнению с Басрой он был меньше и краснее. Радуясь его появлению, она протянула руку и сказала:

– Аль-Саалаам. Чего ты хочешь, малыш?

Аулия ожидала, что скорпион остановится, что она привычно возьмет его за клешни и посадит к себе на плечо. И что он, как Басра, станет ей другом и будет с нею по утрам и изредка, пока коршун охотится, – по вечерам. Но скорпион и не подумал остановиться.

Он все шел вперед, выставив перед собой клешни, подняв и выгнув над своей спиной хвост с жалом. Аулия попятилась, и скорпион, подбежав к ее голой ноге, чуть было не ужалил ее.

– Храни меня, Аллах! – вскрикнула она, испугавшись. – Ты хочешь меня убить? Назад!