– А, так у вас еще одна подруга есть? – Владимир переглянулся со своим краснощеким товарищем и подошел ближе. – Может быть, это, девчонки… У нас тут неподалеку кафура есть, очень культурная. Шашлык там, кальян – всё по красоте оформят. Зовите свою подругу, – он почти вплотную приблизился к Кате, зажатой с другой стороны своим велосипедом, – и будем вместе отдыхать!
Он попробовал притянуть Катю за талию, но она вывернулась, затараторила «Ненадметрогатьникудамынепдем» и, испуганно посмотрев на Аню, попыталась сесть на велик. Владимиру это не понравилось, и он перестал улыбаться и растягивать слова:
– Э, слышь, овца, ты чё целку из себя корчишь? Говорю, пошли, значит, взяла и пошла! – одной рукой он схватил ее левое запястье, а другую положил на желтые шорты.
У Ани в голове как будто бухнула магниевая вспышка; и этот кадр, безобразный, пугающий и манящий, остался с ней навсегда. Катя с испуганным и злым лицом держит правой рукой руль велосипеда, а какой-то урод в сеточке хватает ее, лапает, как вещь. Грязно-розовое на желтом. И васильково-синее, упавшее на землю. Ане захотелось броситься вперед, разорвать эту сеточку и разбить о камень башку со стрижкой под машинку; она даже не сразу заметила, что к ней приклеился тот, второй, с красным лицом, – он обхватил ее за грудь и пытался оторвать от велика. Внутри раскалился белый страх, не стало ни цветов, ни звуков, ни запахов – всё сгорало в немой кипящей панике. Осталась одна мысль:
4
Аллеи – кажется, это называется «аллеи» – были равнодушны к появлению новых посетителей, кативших рядом с собой велосипеды. По-хорошему, надо было оставить их возле входа, но ни у Ани, ни у Кати не было специальных замков. Ане снова вспомнилось детство, как она слонялась по деревенскому кладбищу, пока родители красили «серебрянкой» оградки на могилках старших родственников, которых она не успела застать. На том кладбище было много берез; оно действовало умиротворяюще, почти гипнотизировало. Маленькая Аня, которая уже хорошо умела считать, с интересом всматривалась в даты на старых надгробиях: кто-то родился аж в тысяча восемьсот каком-нибудь году, кто-то (почти все) не дожил до ее рождения; а вот этот мальчик – сколько он прожил? неужели только четырнадцать? нет, ну так не бывает – так мало люди не живут, всем известно, что жизнь длится хотя бы семьдесят лет.
Здесь было так тихо; тело постепенно успокаивалось, и пережитый страх расходился внутри гудящими судорожными волнами. Катя шла впереди, тихонько шурша по дорожке колесами своего «Стелса».
– Кать, – Аня не могла больше молчать, – как ты всё-таки? от него? как у тебя получилось?
Катя остановилась и посмотрела ей в глаза. Рот презрительно выгнулся, как маленький лук:
– Да в рожу ему плюнула, и всё – он на автомате руки и убрал, гандон! – она помолчала, и Аня была почти уверена, что у Кати тоже вертятся разные вопросы, которые не хочется озвучивать. – А я заметила твой удар, – она заулыбалась, – ты, оказывается, настоящий профи!
– Да какой там удар, мне так страшно было!
– И мне.
– Катя… – Аня неловко обняла ее одной рукой, которой не держала руль. Катя ответила тем же половинчатым объятием, и они постояли так немножко, наслаждаясь живым теплом друг друга, диковинным и чужеродным в этой стылой местности.