Авраам Линкольн

Кабинет был составлен, но ещё до того, как его члены приступили к исполнению обязанностей, стала проявляться ещё одна особенность команды, собранной из ярких и амбициозных личностей: «конкурентам» было тесно рядом друг с другом. Сьюард и Кэмерон не принимали чрезмерный радикализм Чейза (Сьюард одно время даже капризничал: «Или я, или он», — настолько не хотел работать с Чейзом), Уэллс недолюбливал Сьюарда и ревниво относился к Бейтсу; многих раздражал медлительный Блэр. Но Линкольн надеялся, что сможет уравновесить возможные дисбалансы, как сделал это в отношении бывших вигов и бывших демократов. «Как же так, — удивлялись соратники Линкольна по партии вигов, — из семи членов Кабинета четверо (Чейз, Уэллс, Блэр и Кэмерон) — бывшие демократы?!» Линкольн отвечал: «Похоже, вы забыли, что там буду и я — бывший виг, так что баланс сохранён!»^{373}

Единственной заметной неудачей в деле формирования Кабинета стало отсутствие в составе нового правительства представителя «настоящего» Юга. Такое назначение — жест доброй воли — укрепляло бы единство страны. Ради него Линкольн был готов лишить портфеля Блэра или Бейтса. Какое-то время он надеялся, что в состав Кабинета войдёт его старый друг, рабовладелец из Кентукки Джошуа Спид. Они списались и встретились ещё в конце ноября 1860 года в Чикаго, куда Линкольн вырвался из спрингфилдского столпотворения, чтобы впервые увидеться и серьёзно поговорить со своим вице-президентом Ганнибалом Гэмлином. После этой официальной встречи Линкольн отставил все дела, чтобы пообщаться с одним из самых близких друзей. Отправив жён за покупками, они спрятались от посторонних в отеле в номере Спида и больше часа вспоминали «дела давно минувших дней». Потом Линкольн растянулся на кровати, уставился в какую-то точку на потолке и спросил:

— Скажи, Спид, как у тебя с финансами? Богат ты или беден?

Друзья не разучились понимать друг друга с полуслова.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, мистер президент. Скажу честно: с финансами у меня пока всё в порядке, даже можно сказать, хорошо. Так что никакой государственной должности мне от тебя не нужно^{374}.

Спид ценил дружбу выше должности и при этом остался на ближайшие годы неформальным «представителем президента» в штате Кентукки. С его помощью Линкольн попробовал пригласить в состав правительства видного демократа Джеймса Гатри из Кентукки, министра финансов в 1853–1857 годах, рабовладельца, но противника раскола страны. Однако ни Гагри, ни бывший виг, конгрессмен от Северной Каролины Джон Гилмер, тоже «юнионист» и просвещённый рабовладелец^{375}, не приняли предложения будущего президента. Гилмеру было суждено занять место в Конгрессе нового государственного образования, к созданию которого полным ходом шёл Юг.

С наступлением 1861 года там начался «парад суверенитетов». 9 января на специальном съезде штата Миссисипи было принято «Постановление об отделении от Союза» (иначе — «Ордонанс о сецессии»). На следующий день о выходе из Союза объявил штат Флорида, через день — штат Алабама. 19 января после долгих дебатов объявил о разрыве с Союзом штат Джорджия, ещё через неделю — штат Луизиана. До последнего сражался против сепаратистов губернатор Техаса Сэм Хьюстон, некогда герой войны за независимость республики Техас и её первый президент. Тем не менее 1 февраля Техас стал седьмым штатом, вышедшим из Союза. Таймер отщёлкал: «До начала войны — 71 день».

О том, насколько мучительно (и скрытно) Линкольн переживал сложившуюся ситуацию, оставил воспоминания его ровесник, соратник и друг Джозеф Гиллеспи. Однажды зимней ночью, после того как другие гости разошлись, Линкольн затеял с ним долгий и откровенный разговор. Авраам сидел в своей гостиной так, как любил сидеть в неформальной обстановке: оседлав стул, обхватив руками его спинку и положив на неё сверху тяжёлую голову.

Друзьям было что вспомнить: и войну с Чёрным Ястребом, и первые заседания Законодательного собрания штата, и тот трагикомический момент, когда они хотели сорвать выгодное демократам голосование, а те закрыли двери, чтобы депутаты не разбежались, и тогда Авраам и Джозеф выпрыгнули в окно… Но всё равно всё сводилось к текущим событиям.

— Гиллеспи, как бы я хотел отдать несколько лет своей жизни за то, чтобы не ждать инаугурации и клятвы президента два мучительных месяца!

— Почему?

— Потому что с каждым часом те трудности, которые мне предстоит преодолевать, только прибывают, а нынешнее правительство не делает ничего, что может предотвратить распад страны. А я, призванный противостоять этому мучительному распаду, вынужден оставаться здесь, не имея возможности ни предотвратить его, ни хотя бы ослабить его силу… Сецессия не останавливается, она расширяется, и если захватит пограничные штаты, наша система правления просто взорвётся!

Джозеф почувствовал, сколько горечи в словах «ещё-пока-не-президента». А когда разговор коснулся не только сецессии, но и возможной войны, Авраам признался: