Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

Исходя из всего корпуса графических записок в фондах РГАСПИ, можно заключить, что элемент агрессивности в шаржах был постоянным и, более того, поощряемым. Агрессия в этом кругу – это скорее хорошо, чем плохо, особенно если это чистая агрессия, «здоровая» энергия, способная вызывать и двигать конфликты, но не связанная с какой-либо злобой; возможно, поэтому практически все тероморфные фигуры в шаржах – изображения персонажей или даже стихий в виде петуха, льва, дракона – лишены «звериной» ярости. Слепая агрессия и ярость даже могли осмеиваться в графических записках, а вот агрессивность и готовность к бою скорее прославлялись: бóльшая часть шаржей на Орджоникидзе изображала его сдержанно-агрессивным перед предстоящей на заседании Политбюро «дракой». Агрессивность принималась за добродетель: в сдержанном, взнузданном виде она нужна, чтобы вызывать движение – неважно какое. Сергей Киров на карикатуре «Эластичный Ленинград» от 25 февраля 1931 года (ил. 45 на вкладке) изображен на фоне Казанского собора и Петропавловской крепости надувающим стилизованную карту Ленинграда в виде некоего пузыря, размер которого увеличивается с 2,3 млн человек до 3,3 и даже 4,6 млн.

Хотя обсуждение вопроса о скорости урбанизации региона с центром в Ленинграде на Политбюро не было исключительно позитивным: у ухода из деревни в город в этот момент скорее наблюдались отрицательные моменты (два года после голода 1929 года, бегство в город из колхозов, где рабочая сила была уже в дефиците, продолжающиеся перебои с продовольственным снабжением «города трех революций» вплоть до введения продовольственных карточек, проблемы грядущей паспортизации), энергичность и агрессивность, а тем более сдержанную, оправдывали все – и автор карикатуры с радостью и так же агрессивно подначивает ленинградского партийного вождя: «Дуй, Кирыч, дуй!»

Мы имеем необычную возможность сравнить изображение символического насилия и агрессии в графических записках и в уникальной карикатуре из коллекции Ворошилова, сделанной, по всей видимости, профессиональным художником или, по крайней мере, под руководством профессионала (ил. 46 на вкладке).

Она выглядит как черновой вариант, набросок в технике гравюры – хотя в оригинале является, по всей видимости, фотоотпечатком-негативом с неизвестного оригинала. Рука профессионального художника в работе видна хотя бы по пространственной выстроенности сложной многофигурной композиции, при этом в деталях исполнение работы предельно небрежно и, в общем, мало соответствует сложной технике. К тому же по крайней мере в отдельных портретах персонажей видится как минимум знакомство с шаржами Николая Бухарина из серии графических записок, в том числе с портретом самого Бухарина. Мы можем предположить, что сама по себе «гравюра» имеет отношение к дружбе Бухарина с карикатуристом Моором в эти годы.

Она пародирует сцену дуэли в пушкинском «Евгении Онегине» как мизансцену XIV съезда ВКП(б) в конце 1925 года. Пушкинская тема – одна из частотных в коллекции Ворошилова, что не удивительно: рисунки-маргиналии Пушкина в собственных рукописях к середине 1920‑х оставались частью культурного кода русской интеллигенции, и всякий, кто рисовал профили на полях рабочих записок, неизбежно вспоминал, что он делает то же самое, что «солнце русской поэзии». В подтверждение того, что это именно так, приведем из этой коллекции набор зарисовок неизвестного художника. Если судить по дате и изображениям, работа сделана двумя годами позже, непосредственно во время XV партсъезда, 17 декабря 1927 года (ил. 47 на вкладке).

Из семи разноразмерных портретных зарисовок неизвестного автора два профиля являются имитацией хрестоматийного автопортрета-маргиналии самого Пушкина. Но у «Евгения Онегина» как сюжета есть и более прозаическое объяснение. Опера «Евгений Онегин» в инновационных постановках Станиславского в Новом театре и Петровского в Большом театре в Москве, идущие с 1921 года, оппонировали друг другу, вызвали несколько других постановок в Москве и Петрограде/Ленинграде и стали хитом сезона[1832]. Популярен был «Евгений Онегин» и в эмиграции: в 1923–1927 годах в газете «Руль» было несколько карикатур на оппозицию, в которых Троцкий и Пятаков цитируют то ли оперу, то ли поэму, а оппозиция (но в совсем другой композиции) также устраивала онегинскую дуэль в одной из карикатур – это была перепечатка из цветного приложения к «Правде».