Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

Насилие, подразумеваемое в данной карикатуре, – символическое. Все знающие о разгроме оппозиции в 1927 году осознавали, что в лучшем случае «порка» будет выглядеть ссылкой оппозиционеров в отдаленные регионы на непрестижную работу (что, помимо чисто физических лишений – лишь в советских газетах быт провинции считался восстановленным после Гражданской войны, на практике за пределами крупных городов ссыльных ждало как минимум отсутствие медицинской помощи, книг, удовлетворительной одежды, – предполагало дилемму: разлука с семьей или разделение с ней тяжести репрессии), в худшем – длительное лишение свободы. Во всяком случае – почти гарантированное исключение из партии, что для большевиков во многом было ударом, сопоставимым с лишением материальных благ. Изображение «порки» – прием, снижающий аффект от эскалации политического насилия и ужесточения правил политической борьбы внутри ВКП(б) через сокращение как длительности изображаемых репрессий («выпорют, и все закончится»), так и масштаба угрозы реального насилия, которое предлагается считать чисто символическим («в этом больше унижения, чем реальных утеснений»). Во многом это риторический ответ Кржижановского на активно использовавшиеся оппозицией в борьбе с ЦК «отвязность» выступлений, преувеличения реально существовавших на тот момент рисков борьбы (то, что репрессии ужесточатся, было лишь предположением) и постоянные сравнения сторонников Сталина с «царскими сатрапами». Кржижановский, который в целом дистанцировался от обеих сторон конфликта, в данном рисунке – скорее со Сталиным и ЦК. Он повторяет тот же аргумент сторонников большинства в 1927 году: атаки оппозиции на ЦК несообразны масштабу конфликта, оппозиция ведет себя как проштрафившиеся школьники. И если они говорят о том, что Сталин – царский жандарм, то больших репрессий, чем старая добрая порка, не заслуживают.

Впрочем, на картинке все несколько сложнее. Так, Сталин на ней изображен в мундире гимназического учителя – и это реалия даже не начала XX века, а скорее конца предыдущего столетия, как, собственно, и публичные телесные наказания в школах. Бóльшая часть аудитории графической записки это отлично знала: их отрочество пришлось на те же или чуть более поздние годы, чем у Кржижановского (родившегося в 1872 году). Оппозиционеры – напротив, в современных костюмах, что видно по изображению Каменева: на нем однобортный костюм с широким галстуком. Гораздо интереснее, как изображена Кржижановским партия (подписано «ВКП»). Она буквально слита в неразличимую многоногую черную массу пролетариев, изображенных ровно так, как принято изображать множество людей, например, на иконах XVI–XVII веков – множеством голов почти без лиц. Причем вооружен пролетариат оружием-атрибутом, выглядящим очень угрожающе, – это точно нарисованная Кржижановским с соблюдением реальных пропорций кувалда с длинной железной ручкой (в реальности около 1,1–1,2 метра), инвентарь любой ремонтной мастерской. Собственно угроза на графической записке – это именно эта партийно-народная кувалда, а не тонкий хлыстик в руках Сталина. И оппозиционеры, по мнению Кржижановского, должны этот факт осознавать и вести себя соответственно.

Как именно? Неявка представителей оппозиции под предлогом болезни на партийные заседания, обсуждающие вопрос о фракционной борьбе, – школьная уловка, утверждает Кржижановский. Надпись «Строго секретно» над «бюллетенем» (синонимом «больничного листка» или «скорбного листа» слово «бюллетень» станет лишь в 1960‑х), видимо, еще и рекомендация: такой позор, как идеологический разгром оппозиции большинством партии, требует от нее сдержанной капитуляции и сохранения партийных разногласий от народа, а не мальчишества. В этом ракурсе Сталин со своим кнутиком на деле не наказывает, а защищает Троцкого, Каменева, Зиновьева и соратников от пролетарской кувалды, служа защитным барьером между народным гневом и зарвавшимися оппозиционными вождями: за ними никакого пролетариата нет. Кто же автор «бюллетеня»? Кржижановский явно представляет себя частью партийной верхушки (но не рядовым ее массы), которая удостоверяет происходящее секретным коммюнике о реальном положении дел и принимает на этот раз (но только на этот раз – в следующий может быть другой расклад!) сторону Сталина.