В карикатуре угадывается глава ГУАП НКТП Георгий Королев, изображенный с гипертрофировано эрегированным пенисом, которым он производит какие-то манипуляции с военным самолетом. Подпись к шаржу: «Наш борець не борецьця, но хуем самолеты вибрируеть». Помимо визуального оскорбления, налицо и обсценная лексика, и передразнивание «деревенского» выговора Королева. Он с 1923 года сделал карьеру в машиностроении под руководством А. А. Андреева и в 1932 году прославился проектировкой и запуском в серию на 26‑м авиазаводе одного из самых массовых авиадвигателей в довоенном СССР – М-17, который вызывал критику смежников повышенной вибрацией при использовании в военных самолетах. Впрочем, обсценный сюжет как раз вполне вписывается в стандарт «пролетарского» юмора» и мог быть в комплексе совершенно беззлобен для аудитории графических записок: так могло выглядеть товарищеское подтрунивание над колоритным руководителем главка.
Подавляющая часть обсценной графики в фондах РГАСПИ датируется 1930‑ми годами. Впрочем, судя по некоторым работам, и в 1920‑х никаких проблем со скатологической или порнографической тематикой в графических записках не было. Так, на рисунке, созданном Межлауком в 1927–1930 годах (Главэлектро ВСНХ, подписанное на нем, существовало с 1919 по 1930 год), изображен Глеб Кржижановский, глава Госплана в эти годы, вставляющий авиационные пропеллеры в зад голым мужчинам, вылетающим из цехов Главэлектро (
Подпись к карикатуре – «Работа не по прямой специальности или Главэлектро в представлении Г. Крыжановского» – оказалась недостаточной для опознания, и на рисунке неизвестным (не Межлауком) приписано: «По поводу увольнения строителя [зачеркнуто: Шатуры] Каширы». Речь идет о постоянной текучке кадров в руководстве одной из старейших и крупнейших советских электростанций, Каширской ГРЭС, чье расширение в 1927–1934 годах происходило с огромными сложностями. Никакого гомосексуального подтекста на деле в рисунке нет: Кржижановский осмеивается как человек, постоянно нанимающий на работу в руководство Каширы негодных специалистов по энергетике и отправляющий их потом в «полет» (очевидно, по протекции) в другие отрасли не по специальности. Обсценные и скатологические шутки на «промышленную» тематику нечасты в коллекции Ворошилова, но существуют, и почти всегда они связаны с обыгрыванием сочетания человеческой физиологии и техники.
Обращение же графических записок в сообществе, в котором сфера, относящаяся именно к работе, была заведомо устроена как публичная (несмотря на фактическую закрытость этого сообщества), накладывало на них серьезные ограничения. Графические записки рутинно используют обсценность и грубость, но при этом отказываются от эксплуатации эротических тем. Большевики в Политбюро, что прекрасно показывают, например, опубликованные материалы тюремной «прослушки» Бухарина в 1938 году, не имели каких-то сильных комплексов в этой сфере, во всяком случае, о своем промискуитете на служебном месте в 1920–1930‑х годах Бухарин говорил совершенно не стесняясь, как о рядовом явлении. Да и другие сведения не позволяют нам считать порнографию в чистом чем-то табуированным в партийной среде в большей степени, чем в пролетарской культуре. Так, не поощряемые властями производство и обращение порнографических фотокарточек были массовыми и во времена нэпа, и даже позже, а в газетах дискуссии о «половом вопросе» были более или менее свободны и постоянны, как и обсуждения культуры тела, гигиены и смежных проблем. Тем не менее сексуальность в эти годы была принципиальной принадлежностью частного быта: государство не поощряло публичную демонстрацию половой жизни, достаточно либерально относясь к ее реализации вне публичной сферы. Изображение половых органов, обсценные и порнографические шутки были вполне допустимы – но быт за очень редким исключением (это атрибуты употребления алкоголя) из сюжетов графических записок абсолютно исключен.