Нередко графические записки создаются сериями: сначала появляется рисунок с сюжетом, часто непонятный и не слишком удачный, затем сюжет додумывается и в следующей записке доводится до точности и совершенства. Так, мы можем предполагать, что записке о «самоанатомировании Каменева» предшествует другой шарж: Каменев здесь стоит на трибуне с ножом, в подписи автор еще сомневается: «Каменев не то анатомирует себя, не то делает харакири» (
Текстуальность здесь также первична: «анатомирует» относится к выступлению Каменева, автор издевается над намерением оппозиционера саморефлексией «анатомировать» свои намерения и заблуждения, приведшие его к оппозиционности. Но и авторская саморефлексия тут тоже присутствует: так подробно, дотошно и аналитично, как Каменев, раскрывать с трибуны Политбюро, что у тебя в голове, для автора, возможно, значит публично покончить с партийной жизнью политическим самоубийством. Большевик, вооруженный аналитическим подходом, не может злоупотреблять его применением в отношении себя самого. «Все грешны, – говорит нам эта графическая записка, – но прилюдно рассекать себя этим секционным ножом самоанализа может только живой политический труп». На следующей записке серии ровно это и изображено: вроде бы живой Каменев на столе патологоанатома вскрывает труп Каменева.
Обсценные графические записки в коллекции Ворошилова привлекают к себе внимание своей специфической визуальной грубостью. Текстуальная грубость в них, кстати, тоже не редкость, она становилась предметом рефлексии авторов записок: в коллекции есть несколько карикатур, в частности на А. А. Андреева, ходячую репрезентацию «пролетарского начала» в Политбюро, и на Орджоникидзе, доброжелательно осмеивающих их экспрессивную, изысканную и витиеватую ругань на заседаниях. Но, если мы будем рассматривать аудиторию записок как практически полностью мужской коллектив людей вне рафинированной культурной или академической среды и вне формальных ограничений на жесткость риторики (каковых, безусловно, в большевистском коллективе быть не должно: важнее истина, а не этикет), следует удивляться не этой грубости, а тому, как в этом наборе мало порнографических изображений. Это довольно необычное сочетание: в записках встречаются изображения заведомо непристойные, но нет изображений на чисто сексуальную тематику – тогда как непристойность и порнография обычно являются следующей усиленной ступенью грубости, ее более циничной и оскорбительной формой. Обсценные как по сюжету, так и по использованию специфической лексики рисунки тем более интересны: расхождения наших понятий обсценного с представлениями этого круга помогут хотя бы вчерне определить отличия этого пласта визуального языка большевистской верхушки от более поздних языковых конвенций.
В первую очередь имеет смысл констатировать совершенно поразительную, с нашей точки зрения, вещь: подборки визуальных маргиналий в известных нам фондах могут содержать изображения, близкие к порнографическим, – но в них ни в одном случае нет никакого эротического компонента. Это тем более странно, поскольку речь идет о сугубо мужском коллективе. Практически любая подборка «неформальной графики» происхождением из закрытых мужских сообществ будет содержать изображения со сценами совокупления, обнаженных женщин, визуализации непристойных анекдотов с эротическими намеками, сцен флирта и т. п. Нам даже необходимо было предположить, что коллекция Ворошилова вместе с другими графическими записками в РГАСПИ на каком-то этапе подверглась чьей-то цензуре. И тут же необходимо опровергнуть эту версию, поскольку, если это так, неизвестный ревнитель морали сохранил в коллекции другие изображения исключительной непристойности – но не порнографические в прямом смысле этого термина, то есть не апеллирующие к половому акту и половому возбуждению.
Например, карикатура Межлаука на Бухарина имеет все признаки графической записки (
Картинка создана Межлауком 10 февраля 1935 года в сильном раздражении от неудачного, по его мнению, фотопортрета Межлаука в «коллаже» членов Политбюро 8 февраля 1935 года. Отметим, что в ответ на это Бухарин поступил зеркально – немедленно нарисовал шарж на Межлаука, в котором тот также стоит голым, но, в отличие от Бухарина, с очень маленьким пенисом (