Авторское кино

Жена режиссера сидела в вельветовом халате на полу комнаты. Она не знала сколько времени прошло с конца съемок пастельной сцены и не помнила как оказалась здесь, на втором этаже этого зловещего дома. Комната, посреди которой расположилась Корнелия, была на удивление чистой и аккуратной, словно в ней по-прежнему кто-то систематически убирал грязь и пыль. Но в тот момент девушку это не волновало. Плачущая и дрожащая, она тонула в своих вязких, мрачных мыслях. Дверь, с аккуратно вырезанной надписью «спальня Доры», была тяжелой и крепкой. Девушка приложила немало усилий, чтобы закрыть ее изнутри на задвижку, после того, как убежала от мужа, желающего с ней поговорить. Лукаш Чермак по-прежнему стоял в коридоре за этой дверью и, не переставая стучать в нее, призывал жену перестать капризничать и немедленно открыть. Корнелия, обхватив колени руками, чуть покачивалась на полу и смотрела перед собой. Она не слышала требований мужа и не заметила, как он, выругавшись, ушел, скрипя рассохшимися досками коридора.

В спальне второго этажа приятно пахло орехами. Через какое-то время эта терпкая симфония запаха вывела Корнелию из прострации, и она, сонно заморгав, наконец внимательно огляделась в своем новом укрытии. Оставленная без мебели, спальня напоминала узорную шкатулку, в которой жена режиссера была маленькой, спрятанной куклой. Единственным предметом, возвышающимся на фоне голых стен, было укрытое рваным покрывалом овальное зеркало в полный рост. Девушка медленно поднялась с пола и, чуть размяв затекшие ноги, подошла к этому единственному предмету интерьера. Как только Корнелия протянула руку, чтобы убрать с зеркала покрывало, за дверью раздался голос, заставивший девушку вздрогнуть всем телом.

— Корнелия, это я — Габи. Открой, пожалуйста, дверь.

Рука девушки на мгновение замерла, протянутой к зеркалу, которое манило своей холодной гладью. Поборов чувство странного наваждения, жена режиссера медленно прошла к двери и открыла ее. Не без труда, Габи протиснулась мимо тяжелой двери и порывисто обняла свою подругу. Корнелия снова заплакала, а Габи, не переставая гладить ее рукой по волосам, зашептала с болью в голосе:

— Он изведет тебя, дорогая. Для него нет ничего важнее фильмов, а ради них он готов на любое извращение. Беги от него, пока не поздно. Пожалуйста, послушай меня и беги…

— Лукаш никогда не поднимал на меня руку. Покорность во время съемочного процесса — это то немногое, чем я могу отплатить ему за такое хорошее отношение.

— Ах, моя дорогая Корнелия, насилие далеко не всегда бывает физическим. Это надо понимать…

— Актеры должны преодолевать себя, чтобы профессионально расти. Мой муж это понимает, и я не вправе препятствовать ему помогать мне в развитии.

— Ты же ничего не знаешь, моя дорогая Корнелия. Я должна сказать тебе самое главное. Тогда ты наконец «откроешь глаза». Тогда ты наконец меня услышишь…

Крепкая мужская рука схватила Габи за запястье и выдернула в коридор. Перед блондинкой стоял режиссер Лукаш Чермак и мерил ее гневным и одновременно взволнованным взглядом. Корнелия попыталась встать между мужем и подругой, но режиссер властно выставил руку, призывая ей оставаться на месте.

— Как ты смеешь ставить под сомнение мой авторитет? — на шее Лукаша вздулась вена. — Кто дал тебе право срывать съемки моего фильма своими идиотскими выходками?

— Но это бесчеловечно…, — крикнула Габи.

— Заткнись! — режиссер навис над блондинкой, словно грозовая туча.

— Я расскажу ей!

— Ты никому ничего не расскажешь! Иначе я сделаю так, что тебя не возьмут на работу даже в самый захудалый, нищенский театр! Про кино, вообще, можешь забыть! Клянусь, что разнесу твою карьеру, если ты будешь мне мешать! Или я — не Лукаш Чермак!

Габи болезненно отшатнулась, а в ее глазах на мгновение затрепетал испуг. Но девушка тут же сжала кулаки и подошла вплотную к режиссеру, встав перед ним лицом к лицу.

— Иди к черту, Лукаш, — прошипела Габи. — Я не собираюсь в этом участвовать и ухожу…

Блондинка бросила на Корнелию сочувствующий взгляд и быстро пошла по коридору в сторону лестницы. Лукаш облегченно выдохнул и повернулся к жене, которая пыталась снова закрыть тяжелую дверь. Режиссер быстро просунул в дверной проем ногу, а затем протиснулся сам.

— Дорогая, я решительно не могу понять, что именно тебя расстроило?

— Лукаш, скажи, ты меня любишь?

— Ох, Корнелия, я люблю тебя больше всего на свете. Ты — душа моих фильмов, а значит и моя жизнь. Без тебя, нет меня. Ты — единственный человек, который наполняет мое сердце радостью.

— Я делала для тебя многое и не жаловалась, но это…

— Дорогая, эта плотская сцена на диване, ничто. Понимаешь? Наши отношения выше всего этого. Мы, люди высокого искусства, не должны ссориться из-за подобной ерунды.

— Ты как всегда прав, любовь моя. Прости, что усомнилась в тебе…