Аз грешный…

– Благодарствуйте, высокородный граф… Я буду честно служить вам… его королевскому величеству… Если что – казните меня, раба недостойного вашего…

– Если будет за что, казним. – Делагарди усмехнулся, повернулся к Эберсу. Тот в знак согласия почтительно кивнул головой. – Теперь о том, какую услугу ты мог бы оказать нам здесь, в Стокгольме. Повелеваем тебе приступить к написанию трактата о государстве Российском. Ты долго служил в Посольском приказе, тебе досконально известно, как управляется Русь Московская, каковы там нравы и обычаи, каков царь Алексей Михайлович и его приближённые. Одним словом, это должен быть труд, который поможет нашим дипломатам и государственным людям лучше понять Московию и соответственно строить политику по отношению к царю. Сможешь?

– Смогу, ваша милость. Как же не смочь?

– Вот и отлично. Наши чиновники и учёные мужи будут тебе помогать, а ты не стесняйся, спрашивай их, если что понадобится. Что ещё?

Граф посмотрел на Эберса. Комиссар наклонился к канцлеру и что-то прошептал на ухо.

– Ах, да, – вспомнил канцлер. – На жительство ты поселишься к королевскому переводчику Анастасиусу Данелиусу. Человек ты холостой, и тебе лучше находиться под заботливой рукой семейного человека. Надеюсь, ты останешься доволен.

– Премного благодарен, ваша светлость. Не извольте беспокоиться… Я…

– Тогда всё. Вы свободны.

То и дело кланяясь в пол и пятясь задом, как рак, взопревший под застёгнутым на все пуговицы тесным камзолом, Гришка пошёл к двери, стараясь не попасть мимо неё. Делагарди провожал его надменным насмешливым взглядом. Глаз да глаз нужен за этим лукавым московитом! Он много говорит и пишет о своей преданности, но в глазах его играет бес. Вот и пускай Анастасиус Данелиус хорошенько присмотрит за ним.

Стокгольмское Замоскворечье

Ещё же и незлобие во время гонения подобает иметь голубино.

Протопоп Аввакум, «Послание братии на всем лице земном»

На следующий день Гришка съехал из казённой квартиры и переселился к Данелиусу, или, как он его стал звать, к Данилушке. Королевский переводчик жил в Сёдермальме, знакомом для Гришки районе, по которому он прогулялся ещё в первый свой приезд в Швецию. В Сёдермальме с тех пор почти ничего не изменилось: те же домишки, окружённые садами и огородами, затрапезного вида обыватели, ленивые собаки и драные кошки на улицах, дикие нравы с драками, попойками и проституцией, – бедность, разврат и ежедневная борьба за выживание. Было впечатление, что Котошихин вернулся в своё родное Замоскворечье.

Анастасиус неплохо говорил по-русски, и Гришке не пришлось прибегать к немецкому, чтобы объясняться с ним. Что касается его красивой и молодой жёнки Марии и её бойкой сестры Ханны, свояченицы Данелиуса, то с ними он объяснялся на первых порах через хозяина или языком жестов.

Котошихину на втором этаже отвели отдельную комнату – небольшую, но чистую и светлую. Под окном рос куст сирени, чуть подальше от куста были видны грядки картошки, капусты, лука и ещё какой-то зелени. За кров и услуги хозяин запросил восемь риксдалеров в месяц. Гришка начал было торговаться, но, в конце концов, согласился. Он находился у них на полном обеспечении: и кормили его, и поили, и обстирывали, и убирали комнату. Хозяин с первого же дня начал обучать его шведскому языку.

На работу они стали ходить вместе с Данилой. Поднявшись рано поутру, они пили приготовленный Марией или её сестрой кофе и шли пешком через весь Сёдермальм, поворачивали к заливу, переходили понтонный мост и вступали в Старый город. Королевский переводчик был неразговорчив и за всю дорогу удосуживался перемолвиться с постояльцем двумя-тремя незначащими фразами. Гришке это было не понятно – со шведским менталитетом он начинал только знакомиться. Впрочем, Баркуша тоже был швед, но его было не сравнить с Анастасиусом – живой, общительный, разговорчивый. Выходит, и шведы были разные.

Гришка шёл в государственный архив, находившийся в ведомстве канцлера Делагарди, а Анастасиус направлялся в коллегию переводчиков, располагавшуюся рядом. Переводческая служба у шведов была поставлена хорошо, большое внимание уделялось переводчикам русского языка, в штате коллегии всегда состояло три-четыре квалифицированных специалиста. Они требовались всюду: и на дипломатической службе, и в торговле, и при опросе пленных. Кроме того, переводчики день и ночь трудились над переводом шведских законов и религиозной литературы, распространяемых на территориях с русским населением.