Азиатская одиссея

Среди американцев было много настоящих джентльменов. Я вспоминаю майора Блонда, полного, жизнерадостного человека, ставшего большим другом нашей семьи. Особенно ему нравился наш самовар, но не серебряный для торжественных случаев, а из ярко-красной бронзы, тот, что мы использовали каждый день. Этот самовар, по его словам, создавал атмосферу солнечного уюта и тесной дружественности. Мы же, со своей стороны, снабжали майора русским чаем, который у нас в доме было принято смешивать в определённой пропорции с цветами жасмина.

В соответствии с политической линией, обозначенной в Меморандуме[10], генерал Грейвс прилагал все усилия, чтобы соблюдать нейтралитет. Эта позиция немедленно была истолкована союзниками как нежелание сотрудничать и подтверждение того, что американские войска потворствуют революции. Они указывали на то, что в Архангельске американцы сражаются с большевиками плечом к плечу с англичанами, а в Сибири не желают пошевелить и пальцем. Были случаи, когда Грейвс отказывал в помощи союзникам в боевых ситуациях.

Обращение генерала к населению о намерении охранять железную дорогу в зоне своей ответственности для нужд всех русских людей, безотносительно их религиозных и политических убеждений, также было истолковано как желание протянуть руку помощи большевикам. Результатом стало множество попыток как американцев, так и союзников отстранить Грейвса от командования. И удивительно, как он сумел противостоять столь сильным атакам на него. В конце концов его стали открыто называть большевиком. О нем и его людях стали ходить разные истории. Дошло до того, что атаман Калмыков, этот известный «борец за Белое Дело», считал делом чести, чтобы кто-нибудь из его головорезов подстрелил американца, желательно в темноте и из укрытия.

Генерал Грейвс имел двух очень компетентных помощников: полковника Морроу, под командованием которого было два пехотных батальона в Забайкалье, и полковника Генри Стайера, командовавшего 27-м и 31-м полками со штабом в Хабаровске. Эти области были чрезвычайно опасны, так как Забайкалье было под контролем атамана Семёнова, а в Хабаровске заправлял всем атаман Калмыков. Оба этих джентльмена были отъявленными «убийцами, грабителями и распущенными мерзавцами», как справедливо говорил о них Грейвс. И сказать, кто из них хуже, невозможно – оба были одинаково отвратительны.

Работая в штабе, я не видел своими глазами результатов деятельности этих людей. Но, как главный переводчик, ежедневно читал множество сообщений об их зверствах и, как правило, лично переводил американцам жалобы жертв такого «патриотизма». Все преступления совершались во имя высоких патриотических идеалов и оправдывались нуждами армии. Любой, у кого обнаруживались деньги или товар, немедленно объявлялся большевиком и подвергался аресту и казни, а его имущество изымалось в фонд армии. Та же участь ждала любого случайного свидетеля этих расправ[11].

Но даже это можно было бы понять, если бы такой способ решения финансовых проблем не сопровождался нечеловеческой жестокостью и садизмом, которые отличали всякое их действие. Я не верил, что такими методами можно привлечь население на нашу сторону.

Воспоминания о тех днях даже сейчас, по прошествии двух десятилетий, наводят ужас. Семенов имел обыкновение хвастаться, что не может уснуть ночью, если кого-нибудь не убил днём. Грабеж проходящих поездов, массовые казни пассажиров и сжигание дотла целых деревень стали обычным делом. Отвратительнее были только отдельные убийцы, совершавшие свои зверства с холодной, расчетливой радостью садистов. Барон Унгерн, правая рука Семенова, специально держал стаю волков, которым скармливал избранных жертв[12].

Некоторых сжигали заживо в стоге сена, других разрывали на части лошадьми. Сипайлов, комендант Семенова, считал отличной шуткой задушить под конец вечеринки прислуживавшую ему горничную и любил похвастать перед дружками своей огромной коллекцией наручных часов и колец, называемых им «сиротами», владельцев которых он убил. Калмыков и Семенов расправлялись не только с мужчинами и женщинами, но и с детьми своих жертв. Криков жертв никто не слышал, так как обычно их увозили в сопки или тайгу, погрузив штабелем на подводу так, что многим повезло задохнуться до прибытия к месту расправы.

Офицеры Американских Экспедиционных Сил в Сибири были единственными среди союзников, кто открыто называл этих «спасителей России» убийцами, коими они и являлись на деле. Остальные же предпочитали закрывать глаза на зверства, от которых содрогнулся бы и дьявол в аду.