Бабочка в табакерке (СИ)

Вдруг свет стал гаснуть: дворец сверху вниз окутывала тьма, костры вокруг накрывали или заливали. Пришла пора самой таинственной части праздника. Из-за деревьев выполз на небо огромный оранжевый диск луны, и над площадью раздалось мерное низкое гудение — это взяли первую ноту старые кентавры. Затем к ним присоединились более высокие голоса, протяжно выводящие каждый свою партию, негромко, но уверенно. Странное пение накрыло весь город, и Олешка тоже вдруг запел, будто он всегда знал эту мелодию. Со звуками он выдыхал из себя свои страх и непонимание. Ведь явно же, что последние слова Давра относились именно к нему, но что они значили? Этот вопрос терзал парня всю ночь, но теперь он, наконец, избавился от него, выложил в таинственной чужой, но такой своей песне.

На рассвете песня стихла, сошла на нет. В тишине спящего города звонко разносился цокот копыт, во дворе замка, где прикорнули на чьих-то повозках ребята, появился кентавр с шерстью цвета спелой вишни. У него на спине, накрывшись попоной, лежала Хильге. Согнутыми коленями она обхватила лошадиные бока, сложив стопы на атласном тёмном крупе. Одна рука её была подложена под щёку, другая свесилась вниз. Кентавр, улыбаясь, легонько стеганул наездницу хвостом.

— Холо! — воскликнула она испуганно, — зачем разбудил ты меня?

— Пора. Приехали. У тебя, между прочим, крылья есть, а я таскаю тебя на своём горбу.

— Ты кентавр, а не верблюд, и у тебя тоже вырастут крылья, чего возмущаешься?

— Это ты возмущаешься. А у меня крылья вырастут лет через двести. Ты тогда тоже будешь носить меня на ручках?

Кентавр ушёл, а жрица, сладко зевнув, уставилась на ребят. Не спали только Паша и Анна.

— Хотите, что покажу? — спросила она вдруг скорчив гримасу, как делают дети детсадовского возраста. — Не будите остальных. Это будет, я бы сказала, несколько интимное зрелище, — и повела их вглубь дворцового парка.

— Вас Хильге зовут? — сбивчиво зашептала Анна, — А можно я спрошу? Вот у нас там есть натурщица, она так на Вас похожа, что, ну, просто, как близнец. Это почему?

— Ну, просто, вот, на самом деле это тоже я, только в вашей реальности. И я даже могу приблизительно знать, что там со мной происходит.

— А Леночка?

— Леночка вряд ли. Во-первых, я всё-таки жрица, а во-вторых, у вас реальность не раскрылась ещё. Вы там как в бочке закупорены и Вратами, как обручами перехвачены. Только недавно кто-то изнутри гвоздём дырку проковырял, вот и потянуло в щёлочку иными мирами.

Сзади раздался смех весьма схожий с конским ржанием. На аллее появился кентавр с крашеным хвостом:

— Никогда не думал, что могу так уродски выглядеть!

— Сам урод, — пробормотал ошалевший Паша.

— Вы, мальчики, не забывайте: тела разные, личность одна. Знакомьтесь. Это Паша, а это Таландре.

Откуда-то сверху кентавру на спину опустилась жрица, обняла его за плечи, потёрлась щекой о его щёку. Анна с изумлением поняла, что видит свою крылатую копию. Девушка так распереживалась, ей хотелось выспросить у своей половины всё-всё, но ни жрица, ни кентавр не выразили желания общаться с бестолковыми детьми пустоцвета. Они, целуясь, скрылись в парковых зарослях.

Паша проворчал:

— Видали, он ещё и хвост красит.

— Не он, а ты. Как только ты это усвоишь, так ответы на многие вопросы придут сами собой. А Таландре, между прочим, ещё и жениться собирается. Он как раз сейчас Норин предложение сделал.

— Мне?

— Я?!

Хильге захохотала так, что сонные птицы по-срывались с деревьев и ринулись спасаться спросонья кто куда.

— Не дрейфь, Паша! Норин шепнула мне по секрету, что ни за что не согласится.

========== Глава13. ==========

Олешка очнулся в палате реанимации. Над ним склонилась медсестра, лицо её расплывалось так же как в детстве бабулино, когда Олешка примерял её очки. Он хотел спросить,который сейчас час,но язык сухой и будто распухший не поворачивался во рту. Сестра спросила, как его зовут, он ответил что-то, что ей не понравилось. Она, видимо, хотела услышать какое-то другое имя. Да, точно, у него ведь другое имя. Он удержал медсестру за руку, пробормотал своё имя и снова провалился в тягучее варево безсознания. В другой раз прежде чем открыть глаза он ощутил, что кто-то держит его за руку. Рука была мягкая и приятно отдавала ему своё тепло. Мама.

— Сынок, сыночек, тебе больно?

Он подумал. Он не мог понять, что он чувствует, только знал, что до того, как открыл глаза, было гораздо лучше. Он видел и чувствовал такое, к чему хотелось вернуться.

***