Бабы, или Ковидная осень

С каждым днем она становилась все более уверенной в том, что серьезно больна.

Когда муж выздоровел, стало полегче: мысли, хочешь не хочешь, потекли в привычном русле – завтрак, ужин, рубашки, футболки, иногда немного «оздоровительного» супружеского секса.

Но новый источник ее лучшей подруги-тревоги, засев клещом в голове, так никуда и не исчез.

И вот вчера, все так же перманентно испытывающая дискомфорт Яна, давя в себе липкий, помноженный еще и на коллективный, страх, наконец добралась до врача.

Опытная гастроэнтеролог, которую ей посоветовала незаменимая Анна, выслушав сбивчивый, эмоциональный рассказ, начала с УЗИ.

Уставившись на монитор ничего не выражающим за стеклами очков взглядом, врач вдруг, к Яниному ужасу, как-то слишком тяжело вздохнула.

– Что там? – лежа на кушетке в полуобморочном состоянии и цепляясь остатками воли за воздух, выдавила Яна.

– Ничего особенного. Желчный у вас загнут.

– А еще?

– Больше ничего.

– Да? – вытирая бумажной салфеткой склизкий гель с недоверием переспросила Яна.

– Да. Типичная для нынешнего дня ситуация. Снижение подвижности, стресс… Вы, говорили, что пьете вино?

– Вино, – натягивая джинсы, уже живенько ответила Яна. – Красное. Французское. Не часто. Ну, где-то через день…

– Понятно. Ходите побольше, вернитесь к спорту… И знаете что? Если уж так хочется выпить, пейте не через день, а реже, и хорошую водку. Граммов пятьдесят–семьдесят, не больше. И, конечно, не на голодный желудок, – делая записи в протоколе УЗИ посоветовала пожилая, с тугим пучком седых волос врач.

– А фосфалюгель?

– Пейте побольше чистой воды. Если через пару недель симптомы не уйдут, напишите мне, придете уже на гастроскопию. Но, думаю, все обойдется… Время такое, лишний раз лучше по поликлиникам не ходить.

Выскочив из кабинета, Яна ощущала себя человеком, с плеч которого, хоть и неприветливая, но очень добрая фея только что сняла непосильно тяжелый камень.

Угрюмо ожидавшие в масках приема больные на банкетках показались ей самыми приятными на свете людьми.

Купив в аптечном ларьке бутылку минеральной воды, Яна выпорхнула на свободу. Уселась в машину, час назад столь удачно запаркованную напротив входа в клинику.

Не успела зайти в приложение, чтобы снять парковку, как в переднее пассажирское окошко раздался стук.

За окошком стояла грузная, восточной внешности, прилично одетая женщина.

Освободившуюся от многомесячной зудящей тяготы Яну, счастливую и помолодевшую лет на двадцать, слегка насторожил лишь цветастый, повязанный на цыганский манер платок.

Но она, готовая в эти минуты обнять весь мир, опрометчиво приоткрыла окошко.

– Девушка, миленькая, помогите, – вполз в салон авто вкрадчивый голос. – Не могу разобраться, как оплатить парковку.

– Так вот же, столб с табличкой у вас за спиной. Там есть номер и стоимость парковки за час, – любезно объяснила Яна.

– Ты не гордись, – приказал голос. – Открой-ка окно пошире. Важное скажу.

Яна открыла окошко наполовину. Прижавшись своим грузным телом к крылу машины, женщина спросила:

– Михаил – это кто?

Так звали не только мужа Анны, но и мужа Яны.

Только спустя минуты, отсчитанные напуганным сердцем, на первом же отрезвляющем циклопьим красным глазом светофоре, Янин взгляд упал на иконку Михаила Архангела, прикрепленную в салоне авто над музыкальным центром. Но в тот момент все внутри сжалось в тугой комок.

– Есть такой, – едва выговорила слипшимися губами она.

– У него все-е-е получится, и с тобой получится, – выделяя интонацией каждое слово, тянула цыганка. – Невероятное получится, чего и не ждешь. Ты только не гордись. – Черный глаз скосился на лежавшую на переднем сиденье яркую сумочку.

Плохо отдавая себе отчет в своих действиях, Яна вытащила из сумочки кошелек, из кошелька – оранжево-красную пятерку. Других купюр, после оплаты приема, у нее не было.

– Даша – не нищая! – Темный, как бездна, глаз жег застывшую в Яниных пальцах пятерку. – Дашу здесь все знают. Очередь ко мне стоит, но я не всех беру.

Яна достала еще одну купюру.

Обе пятерки, как в фокусе, тут же исчезли.

Взамен денег в руках у Даши появился небольшой, белый, разлинованный красным листок. Такие листочки лежат на конторке в храмах – на них верующие перечисляют имена тех, за кого просят помолиться на службе.

– Вот, – смуглая ведьма выпустила листок из толстых пальцев, и он осел на сиденье рядом с сумочкой. – Носить будешь с собой девять дней, потом сожжешь. Сглаз на тебе большой, от самых близких сглаз, оттого и маешься.

Яна почувствовала, как при этих словах все ее внутренности скрутились в нестерпимо болезненный узел. Голова кружилась, она не могла вымолвить ни слова. Покидая семнадцать лет назад родной дом, она была осыпана проклятиями родни – отец сурово молчал, а мать и брат действительно, каждый на свой манер, бранными словами и насмешками ее, по сути, прокляли.

В следующие минуты цыганка все ссыпала и ссыпала именами: Ирина, Анна, Петр… Мария… Екатерина…