Бабы, или Ковидная осень

– Погоди. Это всегда успеется, – упрямилась Маргарита Семеновна, бессмысленно надеясь, что после витамина и чая полегчает.

Поправив на лице маску, внучка склонилась и положила руку ей на лоб:

– Марго, у тебя, похоже, температура!

– Дай мне градусник. А пока меряю, доделай, рыбка, пирожное.

Кое-как зажав градусник под мышкой, она нацепила очки и зашла в инсту. Даже в очках картинки и тексты расплывались перед глазами. Дрожащий влажный палец перематывал ленту в поисках нужного аккаунта.

Она прислушалась – на кухне зажужжал миксер.

Зайдя в нужный аккаунт, в шапке которого висела заманчивая и пугающая надпись «Работаю с тем, что вы скрываете. Вижу то, что вы не знаете», и не имея сил изучать его пестрое содержимое, Маргарита Семеновна отыскала в настройках опцию для отправки Королеве чаш личного сообщения.

«Добрый вечер! Вы сможете оперативно сделать расклад? Необходимо узнать, жив ли интересующий человек. Фотографии у меня нет. С уважением, Маргарита Семеновна».

В последний момент, перед тем как нажать кнопку «отправить», стерла последнюю, выглядевшую диковато в этом пространстве фразу и вместо нее добавила: «Сколько это стоит?»

Как только сообщение ушло, она почувствовала сильнейшую, но, как ни странно, приносящую некоторое облегчение слабость.

Левое плечо по-прежнему ныло. Ноги ощущались ватными. Сердце колотилось, но так, словно за толстой перегородкой, будто бы в сидящем в ней, но чьем-то чужом, как во сне, теле.

Мобильный, еще по дороге на кладбище поставленный в режим вибрации, настырно задергался рядом.

Взяв его, Маргарита Семеновна разглядела имя своей проблемной пациентки, теперь уже проблемной не по ее части, а после перенесенного летом ковида.

Молодая женщина, мать двоих маленьких детей, впала в тяжелую депрессию. Анализы крови (общий, биохимический, на гормоны), которые Маргарита Семеновна сама относила в лабораторию клиники, были в норме – с несущественными погрешностями.

Но вот уже месяц, как Роксана, с ее слов, ни на что имела сил.

– Ты пьешь витамин Д? – после короткого приветствия, опасаясь раздражать дыхательные пути разговором, без предисловий вышептала в мобильный Маргарита Семеновна. – Увеличь дозу. И в храм, будь добра, найди силы дойти. Я понимаю, что тяжело. А ты сходи. Помолись… Все пройдет, я тебе точно говорю. Не сразу, но пройдет. Точно. Потом сама еще смеяться будешь.

Нажав отбой, она тут же зашлась приступом кашля.

Левая лопатка вопила острой, незнакомой ранее болью так, будто на нее лили кипяток.

Прилетела, как чувствовала, Варя.

– Ну все, ба! Я звоню в «скорую»! – выкрикнула внучка и выбежала в коридор.

– Ладно…

Упрямство, из которого она напрасно оттягивала время, предательски отступало.

– Уж лучше в больничке Богу душу отдам, чем здесь буду Варьку пугать! —прошептала она зелено-желтым полоскам на обоях.

В общем-то, ей было все равно: «Больница – роженица, ковид – архимандрит, катэ – латте», – сами собой складывались в голове в бредовые рифмы слова.

Она лежала и слушала, как Варя, мечась между коридором и кухней, ругалась с кем-то по телефону.

Привычно тоненький голос внучки сделался злым и настойчивым.

Маргарита Семеновна с удовлетворением отметила, что цветочек, случись чего, при первом же ударе так просто не сдастся.

Судя по тому, что за окном уже лежала густая темень, она какое-то время провела в липкой то ли от собственного пота, то ли от заползающей в щели старых окон влаги дыре, без мыслей и снов.

В комнату браво вошли двое в синей униформе сотрудников «скорой помощи».

Тот, что постарше – как старуха, седой, с длинными, завязанными под резинку в хвост волосами, включил резанувший по глазам верхний свет.

Нацепив очки, по-хозяйски схватил единственный стоявший у окна стул с набросанной на спинку Маргаритиной одеждой и уселся на него рядом с кроватью.

Молоденький фельдшер с черными мышиными глазами-бусинками и жиденькой, аккуратно подстриженной бородкой, зажав в руке паспорт больной, замешкался посреди комнаты в поисках другого стула, но шустрая Варя уже тащила с кухни табурет.

– Когда почувствовали себя плохо? – даже не взглянув на больную, старший достал из нагрудного кармашка ручку и открыл дневник вызовов.

– Марго… то есть бабушка пришла около трех, точное время назвать не могу, я готовила. Она была уже бледная, – громко и четко, будто отвечая урок у доски, докладывала Варя. – Мы поели суп, ей стало хуже. Мне кажется, ее вырвало. Она легла. Все это время у нее была слабость. Наощупь как будто был жар, но температура… я не знаю… градусник сейчас у нее… И еще она сильно кашляла недавно. Видите, какая она бледная…

Маргарита Семеновна ощущала состояние внучки и понимала, что, говоря сейчас вдруг ставшим еще более тонким, чем обычно, и оттого даже неприятным, с истеричными нотками голосом, девочка пыталась сдержать прорывавшуюся сквозь слова нешуточную тревогу.

Молоденький фельдшер, забрав у Маргариты Семеновны градусник, достал из сумки тонометр.

– Бледность – не болезнь, – проворчал седой и принялся что-то записывать в дневник. – Что еще было, кроме рвоты и кашля?

– Сатурация низкая, – уточнила Варя.