Позвякивали флаконы с препаратами, молодой фельдшер, едва удерживая равновесие, нависнув над Маргаритой Семеновной, возился с катетером.
Седой беспрерывно с кем-то ругался по телефону.
«В N-ую, “коронную”, вряд ли везут… – размышляла Маргарита Семеновна. – Туда, по слухам, кладут по особому списку…» Или за пять тысяч евро, как говорил по телефону, ссылаясь на каких-то своих заболевших знакомых, сын.
Минут через двадцать-тридцать машина остановилась и долго, не двигаясь, стояла на месте.
От этого ожидания ей впервые стало страшно. Настолько страшно, что ноги онемели, и запульсировало в висках.
Седой продолжал кому-то резко отвечать по телефону, и тут же – что-то писать в дневнике вызовов.
Жорж выскочил из машины, и, когда он покинул уже ставшее их общим пространство, ей стало уже не просто страшно, а жутко почти до обморока.
Спустя несколько мучительно долгих, окрашенных нетерпеливыми гудками, чьим-то басовитым матом и хлопками машинных дверей минут, Маргарита Семеновна догадалась, что у больничного шлагбаума образовалась очередь «скорых».
Тщетно запрещая себе бояться, она пыталась открыть свой «вирусный файл». Но ничего не выходило: страх неизвестности поглотил собой все.
Наконец машина тронулась и медленно поползла.
Торжественно распахнулись двери «скорой», Жорж и появившийся с ним совсем юный, худющий, активно жующий жвачку прыщавый медбрат повезли ее, переложив с носилок на каталку, в приемный покой.
Вокруг были голоса, много голосов – громких, настырных, интонациями не выражавших никаких эмоций, и много яркого люминесцентного света.
В приемном покое, запретив вставать с каталки, медсестры взяли у нее изо рта мазок и кровь из вены.
Пока обошлось без мочи. Снова сняли кардиограмму. Забрали пакет с вещами и куда-то повезли на лифте.
Маргарита Семеновна поняла, что загремела в ковидную больницу – все медики здесь были в костюмах «космонавтов».
Теперь ее сопровождала удручающе чужая, столь непохожая на болтливую пухляшечку Любаню и сдержанную красавицу Ольгуню медсестра.
– Вам нужно отдать мне телефон, – сказала чужая.
Маргарита Семеновна попыталась привстать.
– Лежите! – взвизгнула она.
«Одну секунду!» – прижав телефон к груди, вымаливала глазами Маргарита Семеновна.
Сеть здесь брала.
Зайдя в инстаграм, Маргарита Семеновна, щурясь и почти не видя букв, проверила директ.
Жестом руки попросила медсестру наклониться и ткнула пальцем в полученное от гадалки сообщение.
Молоденькая сестричка схватила в руки мобильный и насмешливым (по крайней мере так это слышалось Маргарите Семеновне) голосом зачла:
– «Без фото я не смогу ничего сделать».
Затем, демонстративно не глядя на больную, она положила мобильный в карман своей белой защитной размахайки.
Из-под шапочки медсестры выбились несколько локонов выкрашенных в блонд волос.
Глаза за стеклами защитных очков были густо подкрашены и, как показалось Маргарите Семеновне, пленительно развратны.
«Дело плохо, – поняла она. – Мобильные забирают, когда еще нет койко-места, перед экстренной операционной либо реанимацией…»
Ей вдруг мучительно захотелось вспомнить какую-нибудь гитарную, берущую за душу песню.
На днях, по просьбе одной из санитарок стационара гинекологии, той самой Блатной, опекавшей бездомную собачонку, Маргарита Семеновна бесплатно и «мимо кассы» осмотрела ее соседку Нюшу. Та жаловалась на сильные боли внизу живота.
Источавшая вокруг себя аромат дешевого парфюма работница мясокомбината почти на все вопросы отвечала «мэканьем» и «угуканьем», под глазом у нее красовался густо замазанный свежий синяк, а уголок рта был надорван.
Девке было двадцать. Густые и черные от природы, такие, как сейчас модницы бросились себе «набивать» брови, маленький аккуратный носик, манящий поцелуями по-лягушачьи широкий, вымазанный розовым блеском рот, обветренная кожа, местами сохранившая свою юную нежность. Еще эта Нюша, несмотря на сутулость, была отлично сложена.
«Многие страстные, берущие за душу песни написаны благодаря таким безымянным, растертым в пыль ветром истории шлюшкам, – думала она, вспоминая работницу мясокомбината. – Эх, как бы сейчас эта вредная сестричка взяла да и затянула на весь коридор какую-нибудь из них!..»
Судя по обрывкам долетавших разговоров, медсестра подвезла каталку к кабинетам, где «ходячие» пациенты ожидали результаты обследований.
– В N-й я, – звучал где-то рядом противный мужской голос. – Поняла ты, да? Очень хорошо, что поняла… А я давно уже все понял… И это… ключи отдай домработнице, – обиженно добавил голос перед тем как скверно, с похрюкиванием, закашляться.
Ни сил, ни желания повернуть голову и рассматривать говорившего у Маргариты Семеновны не было, и не было сил удивляться, как же она попала в одну из лучших, почти недоступную для простых смертных больницу города.
Рядом с каталкой откуда-то появился молоденький встревоженный врач.
Где-то рядом и за спиной распахнулась дверь, каталку завезли в кабинет, где делали вовсе не КТ, а коронографию.
Распутная медсестра грубо стянула с Маргариты Семеновны брюки, другая поставила в область паха катетер.