Багровый берег

Визжа от ужаса, Обри вырвал поводок из руки хозяина и понесся прочь по улице, волоча его за собой.

– Мальчик, стой!

На глазах у Бада собака исчезла в темноте. Это было уже совсем дико. Он услышал шум за спиной, повернулся и увидел что-то, поначалу даже не понял что: жилистую, голую, странно удлиненную фигуру, возникшую из тьмы.

– Какого дьявола…

Фигура бросилась вперед, и Бад ощутил горячее булькающее дыхание, вонь скотобойни и с приглушенным вскриком развернулся, собираясь бежать, когда вдруг страшная боль, силу которой он и представить не мог, пронзила его жизненно важные органы; он с удивлением посмотрел вниз и в ужасе увидел голую макушку, приникшую к его животу, откуда сочилась красная кровь, а мощные челюсти работали, явно поедая его до смерти…

Констанс вышла из-за последней линии дюн, обогнула полузасыпанный песчаный забор и очутилась на берегу. Прилив был грандиозен, массивные гребни волн разрушались далеко от берега и накатывали на него линией бурлящей воды, где разбивались во второй раз и с рокотом катились дальше, до самого подножия дюн. До приезда в Эксмут Констанс никогда не видела такого сердитого океана, и, поскольку плавать она почти не умела, это зрелище тревожило ее. Ей теперь было нетрудно представить, как подобный шторм может за очень короткое время разнести пароход в щепки. Луч ее фонарика едва проникал в темноту на десять футов.

Она оглянулась. Эксмутский маяк был едва виден, он устойчиво мигал, несмотря на отключение электричества. Констанс вспомнила старые карты, которые изучала в Историческом обществе. Руины Олдема должны находиться где-то рядом. И в самом деле, пройдя еще немного на юг, она вскоре заметила верхушки свай, торчащие из песка в том месте, где берег поворачивал в устье, формирующее конец Кроу-Айленда и бывшую Олдемскую гавань. Еще несколько минут – и она очутилась у гранитного волнолома из огромных блоков, когда-то защищавшего вход в гавань.

Констанс обогнула волнолом и направилась внутрь острова. Дюны уступили место твердой земле, низкорослым соснам и чахлым дубам. Здесь повсюду виднелись фундаменты домов – выложенные гранитом подвальные ямы, заваленные дубовыми листьями и наносным песком. Определить, где проходила единственная улица городка, оказалось легко: на это указывали подвалы по обеим ее сторонам, а также попадавшиеся изредка полусгнившие деревянные балки.

На карте Олдема, которую Констанс изучала в Историческом обществе, была обозначена одна-единственная церковь, которая стояла в дальнем конце городка, в разветвлении улицы, чтобы ее могли видеть по всему городу, – традиционная новоанглийская планировка. Констанс убедилась в точности карты, когда, пройдя по давно заброшенной дороге, увидела в конце ее более глубокий фундамент большого размера, находившийся в несколько лучшем состоянии, чем другие руины, и тоже сложенный из гранитных блоков, обтесанных вручную и поставленных один на другой. Каменная лестница вела вниз, в то, что осталось от подвала.

Стоя наверху лестницы, Констанс посмотрела вниз. Там не было ничего, кроме песка и щебня. Что она ожидала найти здесь? Ее поразила бессмысленность собственного плана. Несмотря на отдаленность и запустение, эти руины наверняка посещались бродягами и другим народом на протяжении десятилетий с тех пор, как старый Олдем был покинут. Что она могла тут найти, тем более толком не зная, что искать?

Ее снова охватили унижение, разочарование и злость. Отбросив сомнения, Констанс спустилась по гранитным ступеням в открытый подвал. Здесь, под крышей, ветра не чувствовалось. Она посветила фонариком. Подвал был примерно тридцать на сорок футов, центральная каменная структура поддерживала остатки двух печей на первом этаже. Эти печи, сложенные из камней, скрепленных известковым раствором, почти развалились, остатки трубы торчали, как полый пенек. Деревянная часть церкви практически исчезла, только кое-где лежали поеденные червем балки, ставшие мягкими, как труха. В углах и у задней стороны центральной печной трубы скопились груды дубовых листьев. Вдоль северной каменной стены образовались густые заросли восковницы, а внизу у стены валялось большое грязное гниющее полотнище, похожее на старую парусину.