Бахчанов

— Во-первых, кто дал вам право "тыкать", а во-вторых, какая бы при мне ни была литература, это вас уже не касается. Не те времена.

— Рано пташечка запела, — съязвил пристав.

До последней минуты юноша был уверен, что его отпустят. Эта уверенность сразу пропала, когда его в тюремной карете доставили в городскую тюрьму. Как он досадовал на свой промах! Нельзя было так неосмотрительно покидать свое убежище и пренебрегать железным правилом конспирации.

Окруженный жандармами, Сандро шел по тюремному коридору. Перед ним проскрипела тяжелая дверь одиночной камеры и чуть засветлело узенькое оконце, схваченное железной решеткой. Едва щелкнул ключ в замке, как Сандро заметался в своем тесном узилище. Он в гневе бил исцарапанным кулаком в холодную каменную стену, звал надзирателей, требовал начальника тюрьмы, но никто не являлся на его зов.

Медленно тянулось время, а Сандро все еще не мог успокоиться. Только к ночи силы оставили его, он сполз на пол и в полудреме на несколько минут закрыл глаза. Какие-то неясные сновидения тотчас же окружили его. Из ослепительного света выступила чья-то тень, кто-то легонько коснулся его острых лопаток и участливо спросил:

— Больно, Сандрик?

Юноша вздрогнул. Ашел! Какая радость. Протянул руки. О, если бы Ашел мог знать, как хочется сейчас иметь хотя бы "одну из тех бомб, которые опрометчиво оставлены там, в Надзаладеви, в мастерской жестянщика! Кажется, не задумываясь швырнул бы ее в эту проклятую дверь, даже если бы пришлось самому погибнуть.

А дружеский голос продолжал откуда-то издалека:

— Верю, Сандрик, верю. Но все же прошу тебя не горячиться. Помни о выдержке. Сейчас она нам очень и очень нужна.

— Ах, дорогой Ашел, я все равно им не дамся, и они ничего от меня не узнают. В этом можешь быть уверен. Но как тут не горячиться, если проявлена такая издевательская несправедливость?! Да я при первой возможности вырву шашку из рук конвоира и раскрою череп палачу!

Сандро открыл глаза. Та же темнота вокруг. Конец благодатному сновидению. Он снова принялся ходить по душной камере.

Когда зазеленел квадрат тюремного окна, за дверьми залязгало оружие, послышались шаги, сдержанный гул чужих голосов. Сандро так изнемог, что едва держался на ногах. Вошли стражники в черных бешметах.

Юноша решил сдерживать себя, несмотря на грубые толчки конвоиров, но опять заволновался, едва увидел перед собой "салхинского чиновника" с его противной улыбочкой.

— Здравия желаем, доктор Сандро! Так, кажется, величали вас остряки?

Дастропулос смотрел на своего пленника и щурился от сигарного дыма.

— Что вы здесь делали?

— Искал работу.

— Ой ли?

Сандро попытался промолчать. Это, быть может, лучший выход из подобного положения.

— Смешно отмалчиваться, когда один из ваших все раскрыл.

Сандро понял, что ему расставляют ловушку. Тем более нужны и спокойствие и полное самообладание, Дастропулос покуривал и сквозь дым продолжал внимательно разглядывать узника.

— Наш разговор с вами, доктор Сандро, на долгие часы. Так что не рассчитывайте на свое молчание. Говорят, вы работали здесь по поручению комитета. Нам известно, что вы связаны и с тайной типографией, и с динамитными мастерскими. Назовите примерное местонахождение того, что нас интересует. Труден вопрос? Хорошо. Тогда ограничусь более невинным и простеньким. Каков тираж найденной при вас книжицы? Ну кто за такой пустяк вас назовет нарушителем конспирации или тайн партии? Опять молчите? Смотрите: будете прозябать в той чахоточной камере!

— Вот что, — сказал Сандро, поднимая на Дастропулоса загоревшиеся глаза, — прежде всего я требую над собой гласного суда, если в чем-либо обвинен…

— Будет и гласный. Ступайте. — Дастропулос позвонил в колокольчик. Сандро вышел. В коридоре на него набросились "черные бешметы" и стали наносить удары. Собрав силы, он вырвался из рук истязателей и снова вбежал в кабинет.

— Меня били ваши подлецы! — крикнул он. Дастропулос притворился, что изумлен.

— Значит, передумали? Давно бы так. Вот вам перо, бумага, пишите нам все, что знаете о типографии и о ваших арсеналах. Прибавите о своих друзьях — похвалим, вознаградим даже.

Сандро, дрожа от негодования, отошел к дверям.

— Ничего я не знаю и ничего не буду писать, негодяй!

Дастропулос придавил дымящуюся сигару.

— Вы все-таки решили запираться? Неприятно. Очень неприятно. И вот почему. Вы можете тяжко захворать в той злосчастной камере, сойти с ума, пропасть без вести. Все может случиться в неволе, особенно в наше беспокойное время. Выбирайте. Минута на размышление. А потом смотрите!

— Что мне ваши угрозы! — вне себя крикнул Сандро. — Я не боюсь их. А вы подлец, инквизитор, шпик ничтожный и палач, суд над которым скоро свершится…

— Ого! Темперамент, — Дастропулос запер ящик на ключ. — Ну ничего. Сейчас найдем знакомое вам успокоительное средство и его будем применять до тех пор, пока…