Бахчанов

Владимир Ильич писал, что он от души радешенек освобождению испытанного соратника и восхищен боевыми действиями красных сотен.

"Будете в Питере — кланяйтесь от меня старым питерским товарищам и при всех и всяких обстоятельствах спрашивайте их, как они и в чем именно принимают участие в выполнении решений нашего съезда. До скорой встречи…"

Бахчанов расцеловал маленького гонца:

— Вернешься к своим — объяви: я уже выздоровел и прошусь на выписку!..

С того дня он оставил постель. И если отдыхал среди дня час-другой, то делал это неохотно, по настоянию врача. Мыслями же был в Петербурге. А из Кута-иса примчался Камо и был изумлен, увидев друга на ногах.

— Погоди, мы еще доживем с тобой до самых настоящих баррикад, — уверял он и, лукаво улыбнувшись, другим тоном добавил: — По глазам вижу: ждешь не дождешься, когда я скажу тебе что-нибудь о твоей девушке. Видел ли я ее? Видел. Честно говоря, девушка умная, сердечная и по-настоящему сочувствует нашему делу. Спрашивала ли о тебе? Ну еще бы! Мало сказать спрашивала — слезы лила. А как узнала, что ты снова на воле, — радовалась, точно ребенок.

Бахчанов затаив дыхание слушал отрадные вести. А Камо спешил поделиться еще одной новостью:

— Изругает же меня Васо на все корки, если узнает, что я выдал его тайну. Дело в том, что он готовится преподнести тебе сюрприз: собирает всех влюбленных в тебя друзей и хочет с ними нагрянуть! И уж, конечно, во главе этой делегации будет твоя невеста.

— Невеста?

— Так он называет Ларису Львовну. Я-то при чем? Или ты недоволен?

— Еще спрашиваешь! — улыбался Бахчанов и с благодарностью пожимал руку доброму вестнику.

Со дня отъезда Камо он стал нетерпеливо поджидать гостей. Они приехали в нежданный час. На рассвете Бахчанов сквозь сон услышал тихие голоса, осторожные шаги. Открыл глаза: Васо! Он подходит на цыпочках, приставив указательный палец к губам, и с растерянной улыбкой шепчет:

— Тсс… Спи, спи, тамада. Еще рано.

— Нет, дорогой Васок, пускай кто-нибудь другой спит! Только не я! — засмеялся Бахчанов, торопливо одеваясь…

Как засияли глаза Лары, когда она увидела его!

В живом хаотичном обмене впечатлениями, накопленными за дни тревожной разлуки, Лара, между прочим, сказала, что не понимает: какой был смысл умалчивать "о той несчастной женщине с ребенком". И сослалась на карточку, показанную Кваковым, и на письмо, посланное Бахчановым из Сибири.

— Тане, да? — удивился Бахчанов. — Тогда все ясно. Послушай меня, Ларуша. Это было давно, в пору моей юности, — и он рассказал ей о себе.

Как бы оправдываясь, Лара только сказала:

— Меня смущала неясность. Не больше…

В тот день грозно шумело море и волны с яростью бились о берег. Погода портилась, небо застилали низкие, быстро проносящиеся облака. Все указывало на близость ливней, частых в это время года. Но молодым людям, гуляющим по пустынному гудаутскому берегу, все было по душе: и неласковый вид моря, и свистящие порывы ветра, и тревожный крик чаек…

За столом каждый из друзей молодой четы желал сказать отъезжающим доброе слово.

— Помните, побратимы, — наставлял Абесалом, — как станет трудно, дайте знать — прилечу со своей сотней, точно ветер.

Бахчанов с благодарностью обнимал свана. А грустившему Кадушину заметил:

— Не думайте, Нилыч, что я обойдусь без вас на новом месте. Как раз наоборот. Если хотите знать, то я еду по тому самому делу, которое вы знаете лучше меня.

— Лучше вас я знаю растениеводство, — отвечал незаменимый динамитчик, польщенный словами друга. Батумец же признавался:

— Счастливый! Счастливый, говорю тебе, тамада. Дедаром так сверкают твои глаза. Ведь невесту-клад увозишь с собой. Дар наших гор и долин. В добрый путь! Вы достойны друг друга. Понимаешь, достойны. Ну, а как мне тяжело расставаться с тобой, кажется, о том лишь одна субстанция ведает, как учено сказали бы некоторые наши интеллигенты!

Глава шестая СНОВА В ПИТЕРЕ

Рабочий Петербург жил в эти осенние дни бурной, напряженной жизнью, хотя правительство сосредоточило в нем вдвое больше войск по сравнению с тем количеством, какое имелось там Девятого января.

Кадушин и его племянница, приехавшие вместе с Бахчановым, видели, как народ отовсюду спешил в места кипучих грандиозных митингов: в университет, Медицинскую академию, Технологический институт, ставшие в эти дни своеобразными форумами.

На углу Надеждинской и Бассейной, в старинном деревянном доме, жил гравер, один из друзей детства Кадушина. Он-то и предоставил свою скромную квартиру приехавшим. Она находилась в стороне от других жилых помещений, и сам хозяин считал ее очень удобной для устройства здесь явки.