Во время разлуки с родными местами Бахчанов не раз испытывал безотчетную тоску по ним. "Полнощных стран красой и дивом" была очарована и Лара. При всей своей враждебности и непримиримости к императорским порядкам, оба они не переносили эту враждебность на неповторимый художественный облик прославленного города, на его прямые улицы, пламенеющие зори над ними, на цепочки мерцающих вечерних огней вдоль гранитных набережных. А у Бахчанова даже перекличка заводских гудков вызывала приятные воспоминания о питерских друзьях и соратниках. Он радовался тому, что южанка Лара полностью разделяет его незаглохшую страсть к вылазкам "в северную природу" и тоже находит несравненную прелесть, например, в весеннем запахе берез.
Будь больше досуга, он исходил бы с ней все знакомые ему ельнички, боры, луга. Но тревожное время еще не располагало к длительным прогулкам. Почти в первые же дни своего пребывания в столице Лара с головой ушла в дело спасения семей локаутированных от голодной смерти. Вместе с представителями профессиональных союзов молодая женщина без устали ходила к видным деятелям сцены, музыки, литературы, убеждая их участвовать в литературно-музыкальных вечерах, организуемых для сбора средств помощи лишенным работы. В эти же дни и у Бахчанова работа оказалась особенно жаркой и трудной, особенно там, где меньшевики старались утвердить свое влияние. Он возвращался с митингов с сорванным голосом, сваливаясь от усталости.
Раз он явился домой не один. С ним был человек лет двадцати восьми, с желтоватым скуластым лицом, бугристым лбом и по-татарски загнутыми вниз усами. Острыми умными глазами гость осмотрел квартиру и согласился, что она вполне пригодна для той цели, ради которой ее сняли.
Бахчанов представил Ларе и Александру Ниловичу незнакомца, назвав его товарищем Иннокентием. Кадушин с племянницей догадывались, что их новый знакомый — подпольщик и, по-видимому, не рядовой. Конечно, они не знали, что "Иннокентий" — это Иосиф Федорович Дубровинский, некоторое время тому назад кооптированный в состав Центрального Комитета. На днях он вернулся из Кронштадта, где участвовал в подготовке восстания гарнизона. Под влиянием демагогической агитации эсеров оно вспыхнуло стихийно, неорганизованно, раньше времени, и потому было быстро подавлено карательными войсками. Дубровинский мужественно вел себя во время восстания и покинул Кронштадт одним из последних, несмотря на то, что ему угрожала смерть от руки карателей, искавших ленинского посланца по всему городу и на фортах.
Дубровинский считал целесообразным, чтобы Бахчанов занялся только военно-боевой работой. Дел тут было по горло. Особенно много забот вызывала перевозка оружия, закупаемого в городах Финляндии.
Посидев с полчаса, Дубровинский предложил поехать с ним куда-то на Пески, на квартиру одного самарского товарища, тоже цекиста.
На улице было пасмурно и сыро. Под сильными порывами западного ветра метались оголенные ветви деревьев, поднималась беспокойная пода на Неве. Говорить было нелегко: вихрь хватал слова у самого рта. Бахчанов только спросил: верен ли слух о том, что Ленин находится на пути в Россию?
Дубровинский ответил, что они как раз и направляются на Пески, чтобы выяснить этот вопрос у товарищей, связанных со Стокгольмом.
На Знаменской площади гарцевали казачьи разъезды. Дубровинский хмуро посмеивался:
— Воистину, у страха глаза велики. Царской опричнине всюду теперь мерещатся наши дружины…
В квартире на 10-й Рождественской их встретил человек, в котором Бахчанов узнал одного из съездовских делегатов от самарской организации.
Приложив палец к губам, самарец с торжественным видом прошептал:
— Дорогие товарищи! Славная новость. Приехал Ильич!
Дубровинский и Бахчанов изумленно переглянулись:
— Когда?
— Сегодня на рассвете. Посидел какой-нибудь час, ничего абсолютно не хотел есть — еле уговорил его выпить стакан чаю — и ушел. "Куда, спрашиваю, Владимир Ильич? Отдохните с дороги". — "Нет, нет, отвечает, некогда. Поеду к путиловцам. Хочется их запросто повидать. Соскучился в эмиграции адски".
— И поехал?
— Конечно. Я напросился его сопровождать.
— Ну и как?