Бахчанов

Тынель не знал, как дальше сложится его жизнь. Ехать ли домой, где, конечно, ждет безработица, или застрять в дороге, в которой чувствуешь себя никому не нужным? Те соотечественники, с какими он, бывало, встречался на юге, давали противоречивые советы. Одни призывали вернуться в Польшу, чтобы там бороться за "чисто польские идеалы", другие, полагая, что "плетью обуха не перешибешь", рекомендовали пойти на "органическое сотрудничество" с власть имущими. Но национализм и сытое прислужничество давно были разоблачены в глазах Тынеля. И он теперь твердо считал, что счастье польского народа немыслимо без счастья русского и что за это надо бороться, как борются люди, подобные Бахчанову и Ланцовичу. После того как Тынель отдал в фонд стачечного комитета деньги, полученные за свои картины, все достояние его теперь составлял чемодан, а в нем, пожалуй, кроме эскиза головы Варынского, ничего не было. Все приходилось начинать заново.

Куда же все-таки теперь пойти? Разве к Солову?

Еще в Тифлисе Тынель имел возможность познакомиться с этим нефтепромышленником. Солов тогда широко рекламировал себя как мецената. Впрочем, бедствующие художники напрасно обивали пороги его тифлисской квартиры. Он редко приобретал их картины, даже написанные талантливыми людьми. Ему, как он говорил, не нравилась художественная манера современных мастеров и самое направление их творчества.

— Я ищу нечто особенное в самой идее картины, — туманно объяснял он тому, кому отказывал.

Кого нужда не сделает настойчивым? И Тынель направился к этому меценату. В дом нефтепромышленника он явился неудачно. Солов собирался уезжать в Москву. И он не стал бы разговаривать с непрошеным гостем, если бы не услышал его фамилию.

— Это вашего Геракла я видел у Шимбебекова? Недурно. Только сама тенденция не в моем духе… Вот что, — заторопился Солов, отходя от художника, — будете в Москве — загляните ко мне в особняк у Никитских ворот.

Он произнес это таким тоном, как если бы его собеседник находился в равных с ним условиях и мог в любую минуту сесть на поезд и очутиться в Москве.

Размышления Тынеля об этой встрече были прерваны разговором двух парней.

— Идем, Петруша, в столовую, — сказал один другому.

— Да у меня же ни копейки! — возразил второй.

— А ты слышал, о чем на митинге толковали? Совет открыл в городе шестнадцать бесплатных столовых. Всякий безработный нынче может даром пообедать.

Это было новостью для проголодавшегося Тынеля, и он решил направиться вслед за парнями…

Обширное, теплое помещение столовой, куда они пришли, было переполнено рабочим людом Замоскворечья. Распорядитель, узнав, что Тынель бывших! политический ссыльный, тотчас же усадил его за стол, занятый, как потом оказалось, печатниками из Сытинской типографии. Перед ним была поставлена тарелка горячих щей. Хлеб лежал на общем блюде. Его было не много: сказывалось истощение денежных средств бастующих. Но люди духом не падали. Бородатый наборщик с воодушевлением рассказывал о том, как дружно началась стачка на Прохоровке. Замоскворечье с сытинцами тоже "не подкачало". Кто-то жаловался на персонал Николаевской железной дороги. Ее работники до сих пор не присоединились к стачке. А драгуны не подпускают к вокзалу.

— Придется драгун вышибать, — решила бойкая пожилая работница.

— Авдеевна права, — одобрительно улыбнулся бородач. — Вчера вышибли черную сотню с Красной площади, сегодня начнем вышибать царских холуев с Каланчевки.

— Но без жертв нам вокзала не отдадут, папаша.

— Не привыкать. Москва на крови стоит, — опять вмешалась бойкая работница.

Тынель с удовольствием прислушивался к этим разговорам. Он улыбался каждому удачному слову, каждой меткой фразе этих простых тружеников, так искренне и глубоко веривших в конечный успех своей борьбы.

Разговорившись с ними, он рассказал им о лодзинских баррикадах, о смерти Ланцовича, о его сестре, брошенной в Таганку и освобожденной московскими демонстрантами.

— Мы вам поможем найти Анелю, дорогой товарищ, — пообещал сочувствующий ему наборщик. — Правда, нам сейчас некогда. Надо идти в казармы подымать солдат. Впрочем, подожди минуточку! Авдеевна! — окликнул он работницу. — Товарищ Иннокентий еще не ушел?

В ответ женщина показала рукой в дальний угол, где обедала группа дружинников. Среди них находился человек с усами, по-татарски загнутыми вниз…

— Вот товарищ Иннокентий, — сказал бородач. — Он тоже сидел в Таганке и наперечет знает всех сидевших с ним…

Когда Тынель объяснил Иннокентию причину, побудившую искать Анелю, тот заявил:

— Вам писали правду. Анеля Ланцович работает на Прохоровской мануфактуре. И найти ее вы можете так: спросите в фабричной столовой рабочего той же фабрики дядю Костю. Его все знают под этим именем, и он укажет вам точный адрес девушки…