Бахчанов

Прошло торопливое финское лето. Вскоре осыпалась с берез и короткая золотая осень. Глухие задумчивые ельники и тихие озера уже встречали новую гостью — снежную зиму, обычно подолгу засиживающуюся в этих краях суровой красоты. Давно опустел Стирсудден. Имея приказ черносотенного столыпинского правительства об аресте Ленина, полиция денно и нощно искала его по всей Финляндии. Ей слишком поздно стало известно, что Терийоки неоднократно служили местом тайных конференций петербургских большевиков и что сюда совсем недавно приезжал Ленин, вернувшийся со Штутгартского конгресса Интернационала. В те дни, когда сыщики обшаривали каждый уголок Карельского перешейка, в Гельсингфорсе в конце ноября уже прошла с участием Ленина четвертая конференция РСДРП. Однако скрываться в Финляндии ему день ото дня становилось все труднее. Убедившись, что полиция напала на след Ленина, Центральный Комитет партии решил, что лучший способ отвести угрозу, нависшую над вождем, — это как можно скорее найти для него безопасное убежище за границей, тем более что туда переносилось издание центрального органа. Но при создавшихся условиях возможность немедленного и легального выезда была сопряжена с большими трудностями и громадным риском. Поэтому, выполняя волю партии, Ленин перебрался на временное жительство под Гельсингфорс, на небольшую станцию Огльбю.

Когда в декабре опасность ареста усилилась, Ленин покинул Огльбю. Он решил сесть в Або на один из пароходов, которые зимой ходили из Финляндии в Швецию в сопровождении ледоколов. Условия посадки выяснял Дубровинский с помощью финских товарищей…

Домик, где перед посадкой на пароход скрывался Ленин, стоял близ приморского побережья. Дубровинский провел Бахчанова внутрь этого убежища и постучал в дверь:

— Можно, Владимир Ильич?

— Входите, входите, товарищи! — раздался из комнаты хорошо знакомый голос. Вошли.

— Садитесь, товарищи, грейтесь…

Ильич закрыл трубу натопленной печи и, подбоченясь, обратился к Дубровинскому:

— Ну-с, дорогой мой Инок, что же вы сегодня выяснили? Можно мне выезжать?

— Не советую вам выезжать обычным путем, Владимир Ильич, — ответил Дубровинский. — По самым точным сведениям — на всех пристанях засады. И уже были случаи ареста наших товарищей в порту при посадке их на пароход.

— Гм… гм… Как же все-таки попасть в Стокгольм?

— Есть одна возможность, и я узнал какая. Сесть на пароход следует не с пристани, а с одного из островов. Доподлинно известно: туда русская полиция не заглядывает.

— Превосходно!

— Но до острова, Владимир Ильич, только одна дорога: по льду залива от Або версты три будет, не меньше.

— Отлично.

— Дорога опасная, Владимир Ильич. Состояние льда не разведано.

Забросив руки за спину, Ленин стал прохаживаться из угла в угол.

— А нельзя ли найти опытного проводника?

— Вчера я разговаривал с живущими здесь рыбаками. Один из них, бывший участник финской Красной гвардии, дал согласие, но сказал, что должен сначала разведать дорогу. Сейчас зайду к нему, — он греется тут в трактире.

— Вот видите! Абсолютно безвыходных положений не бывает. Только прошу вас, Инок: застегните, пожалуйста, свое пальто и не бродите с открытой шеей.

Дубровинский, смеясь, махнул рукой:

— Владимир Ильич, это же совсем близко. Можно сказать, рядом.

— Нет, нет. Не уговаривайте.

Ленин подошел к смущенно улыбавшемуся Дубровинскому и надел ему на шею свой шарф:

— Вот так еще куда ни шло.

Когда ушел Дубровинский, Владимир Ильич разговорился с Бахчановым и, между прочим, сказал:

— Вы славно повоевали, многое пережили и обогатили свой организаторский опыт как один из военных работников нашей партии. Я думаю, что именно таким, как вы, придется вести народные массы в решающую битву. Но это в будущем. А пока…

— Видимо, нас еще судьбы безвестные ждут, Владимир Ильич.

Ленин сверкнул глазами:

— Едва ли безвестные. Во всяком случае, пока надо опять залезать в подполье.

Временное отступление революции его не пугало. Не смущал и вой черносотенных "зубров" во вновь открытой Третьей думе. Он считал, что чем больше свирепствует реакция, тем больше, в сущности, задерживает она неизбежное экономическое развитие, тем успешнее готовит более широкий подъем демократического движения.

— Пусть себе воют реакционеры и посылают по нашему адресу всяческую брань. Это только радует нас. Всегда в таких случаях уместно вспомнить прекрасные слова Некрасова:

Он ловит звуки одобренья
Не в сладком ропоте хвалы,
А в диких криках озлобленья…

Скрипнула дверь, и, отряхивая у порога снег, вошел запыхавшийся Дубровинский. Он принес ответ рыбака. Проводник пойдет к острову. Но путь, по его мнению, очень плох. И если бы можно было подождать денька три, мороз упрочил бы ледовый покров. Но об отсрочке, конечно, и думать нечего. Столыпинская полиция проявляет бешеную энергию. Обыски идут уже не только ночами, но и средь бела дня.