Балканская звезда графа Игнатьева

Игнатьев, слушая эти неловкие объяснения, незаметно разглядывал пейзаж за окном. Горизонт, как иголками, был утыкан шпилями минаретов. Бывший фракийский город с 1362 года и до завоевания турецким султаном Мехмедом II Константинополя был резиденцией султанов, первой столицей Османской империи. Русские войска в турецкой «Москве», сердце европейской Турции. Всего несколько переходов до Константинополя. Осталось сделать последний рывок. Придётся снова уговаривать главнокомандующего, убеждать, обманывать. Ох, как же нелегко! А может, и не пытаться? Нет, всё же попробую надавить на него:

— Невероятно, ваше высочество, просто невероятно, чтобы царская телеграмма не дошла за семь дней по полевому телеграфу. — Голос Игнатьева был нарочито спокойным. — Если дело обстоит так, то надо просто удивляться беспечности Главной квартиры! Необходимо тотчас же принять меры для установления надёжного сообщения с Санкт-Петербургом, в особенности при нынешних обстоятельствах. Военные действия ещё могут возобновиться, если турки, поддерживаемые интригами англичан и австрийцев, начнут упираться.

— Избави Бог! — нервно воскликнул великий князь, — смотри, Игнатьев, ты нам навяжешь ещё войну с Англией. Пора кончать военные действия и идти домой!

— Хорошо. Допустим, ваше высочество, вы и не получили разрешение государя идти вперёд. Вы видите, в каком состоянии турецкая армия. Вы знаете, что Англия, не ровен час, вмешается, полезет со своим флотом в Дарданеллы. Не лучше бы заранее предупредить болезнь, чем потом безуспешно её лечить? Иначе благоприятная минута будет упущена раз и навсегда, — веско заметил Игнатьев.

— Для чего вы мне это рассказываете?! — взорвался Николай Николаевич. — Не нужны мне такие вопросы. Не нужна мне ваша высокая политика. Не дёргайте меня вообще — я нервничаю из-за этого!

С этого момента Главная квартира зачислила Игнатьева в ряды «ястребов», «воинствующих дипломатов», как полушутя назвал его великий князь и начальник его штаба, генерал Непокойчицкий.

Общее ощущение, вынесенное Игнатьевым из разговоров с разными лицами и самим великим князем и его начальником штаба, было безотрадным. Повсеместная апатия воцарилась в головах. Все, словно сговорившись, повторяли ему одно и то же: «Поскорее заключайте мир и отпускайте нас домой. Бог с ними, с этими болгарами, из-за которых мы полезли в такую даль». В бой рвались только Гурко и молодой Скобелев.

Не отпускала Игнатьева и проблема пропавших или недошедших царских телеграмм. На крыльце конака — так у турок назывался дворец высокопоставленной особы — дипломат столкнулся со своим старым знакомым генералом Чингисом, главным телеграфистом русской армии. Чингис петлял, говорил о несущественном, «забывал» некоторые детали, но, припёртый к стене фактами, всё же сознался, что шифрованная телеграмма государя была им подана князю 19 января, ещё утром, в день подписания перемирия с турками.

— А связь телеграфная куда пропала? Разве вы не пробовали связаться обходными путями через штабы других армий?

Связь между армиями была прервана, — отвечал Чингис, — вследствие порчи телеграфной сети.

— Почему же не восстановили? В чём проблема? — продолжал настаивать Николай Павлович.

— Потому что не было на то приказа, — признался доверчиво и смущённо офицер. — Приказа его высочества.

Игнатьев вернулся к великому князю, и с порога заявил, что доискался, где же была телеграмма государя о продолжении наступления до высот Царьграда: «Она была вами действительно получена, хотя и с большим запозданием, за несколько часов до подписания перемирия».

Николай Николаевич глубоко вздохнул:

— Признаться?.. Ну что ж. Раз другого выхода нет... Расскажу, признаюсь. То-то и беда, друг мой, красное солнышко (так он ещё с детства называл Игнатьева), что телеграмма пришла слишком поздно. Нелидов уже условился с турецкими уполномоченными, а я дал слово и не мог уже изменить, ты же меня знаешь? Да у меня было желание действительно дойти до Константинополя, но я уже поручился перед пашами и не желал новых компликаций. Притом надо было дать отдохнуть войскам, а артиллерии и паркам подтянуться и догнать свои части. Следовательно, пришлось утвердить перемирие. Скажи теперь и мне, чего ты от нас добиваешься, в конце концов?!

Тут уже не выдержал Игнатьев. С его губ в необдуманном порыве сорвалась фраза, раз и навсегда испортившая личные отношения между ними: