Балканская звезда графа Игнатьева

Дмитрий Антонович, не скрывая любопытства, разглядывал своего визави. Переводчик перестал изучать свои ногти и внимательно посмотрел на адъютанта великого князя. Скалой просто физически ощущал на себе его пристальный взгляд. Ощущение было не из приятных. Ляморт, в свою очередь, был готов поклясться, будто однажды уже видел собеседника. Но где и когда?! И тут его осенило: «Боже милостивый, да это же он! Человек из сна!»

Первый раз этот кошмарный сон привиделся ему в ночь поминовения усопших. Ляморт тогда был в Италии. В этом полусне-полуяви Ляморта, который почему-то был в старинных рыцарских латах, убивали. То же повторилось в следующие годы. И вот сейчас черты лица этого русского, его глаза — вдруг всплыли из глубин подсознания самого Ляморта.

«Вещие сны — очень часто это память предков, — говорил ему старец в пустыни. — Верующие сказали бы — глас Божий! Это — тайна. Это пока не для тебя. А слово тайны не произносится просто так. Да и лучше пройди стороной, если тебя это не касается... Сон и есть туман, облака и след ночи, облака и след в памяти нашей, оставляемый предками и самой ночью. Веря снам, легко подпасть козням врагам, но бывают сны и благодатные». Ляморт хорошо помнил заметно тронутые возрастным пигментом руки на груди старца, своё путешествие вдоль выжженного солнцем каньона Иудейской пустыни до монастыря Георгия Хозевита. Его каждый раз тянуло туда. Может быть, потому что его душа уже была здесь когда-то?

Угрюмые коричневые скалы, жёлтый песок, безоблачное синее небо и палящий зной были его спутниками на протяжении всего маршрута. Лишь изредка на склонах гор мелькали пасущиеся стада овец кочевников-бедуинов. Тысячи лет тому назад в этих местах почитали Эля и Ашеру, Ваала и Ашторет, библейских патриархов и пророков, мусульманских и христианских святых. Безжизненные земли были выбраны тысячи лет назад, по наитию или откровению древних мудрецов, потому что именно в них человеку легче всего искать благодати. Ляморт обычно делал остановку в Иерихоне — единственном оазисе в Иорданской долине, подкрепляясь водой и финиками. Затем следовал последний рывок, и после двух-трёх часов напряжённой ходьбы перед ним открывался висящий над пропастью в теснине Кельта удивительный монастырь Мар-Джарис — преподобного Георгия Хозевита. В этом горном ущелье, на стыке христианских цивилизаций, палестинское монашество синтезировало египетский, сирийский и каппадокийский монашеский опыт и сформировало на его основе свою собственную оригинальную религиозную систему. Здесь, в одной из пещер, вырубленной прямо в скале, жил монах-затворник, ставший духовным отцом Ляморта. Отшельник растолковал ему видение, объяснив, что видимые образы — это ключ к событиям, некогда происходившим в далёком прошлом. Знание потаённого смысла сна не освободило его от ночных кошмаров: Ляморт вновь просыпался в приступе мистического страха...

14 августа 1099 года на рассвете герольды возвестили о начале сражения. Арнульф де Роол, патриарх Иерусалима, обошёл ряды воинов, показывая им древо Животворящего Креста. Затем крестоносцы выступили навстречу неприятелю к Ашкилонской долине, окаймлённой с востока холмами, с запада — плоскогорьем, возвышающимся над морем, а с юго-запада громадными песчаными заносами. На западном плоскогорье возвышался древний город Ашкилон. Армия сарацин стояла лагерем на скате песчаных холмов. С ночи дул хамсин — сухой и горячий ветер. Волны раскалённого воздуха обрушились на осаждённых и их противников. Мириады острых, как иглы, песчинок шуршащим дождём струились по кольчугам, шлемам и щитам крестоносцев. Навстречу им летели тучи стрел. Мусульманские полководцы пытались сомкнуть ряды своих воинов, но Готфрид Бульонский, предводитель рыцарей, предпринял новую быструю атаку. Вырвав своё белоснежное шитое золотом знамя из рук человека, нёсшего его, с криком «За мною, нормандцы!» — сам бросился в толпу сарацин. В следующее мгновение всё смешалось в водовороте человеческих и конских тел. Не выдержав напора, египтяне и сарацины в панике бросились к городским укреплениям.

Жоффруа, цепкий как кошка, первым вскарабкался через пролом на стену Ашкилона, яростно работая двуручным мечом. Ляморт (во сне его звали Пьером) шёл за ним по пятам. Отбросив в сторону бесполезный щит, расколотый надвое мощным ударом сарацинского копья, несмотря на летевшие сверху камни и стрелы, упрямо лез наверх. Ещё один рывок — и он на крепостном валу. Пот и кровь заливали лицо.

— Пьер, справа! — успел крикнуть ему Жоффруа, с трудом выдерживавший натиск трёх арабских воинов. Пьер едва успел увернуться от смертельного удара пики. В ответ последовал его коронный выпад, подрубивший темнокожего египетского копейщика, как будто это был не человек, а стебель травы.

— Жоффруа, я твой должник! — крикнул храмовник и ринулся на помощь к другу.