Балканская звезда графа Игнатьева

Сегодня принято говорить, что Горчаков создатель «русской школы» дипломатии. Позвольте усомниться. Берём «Адрес-Календарь» за 1878 год, в котором приведена роспись «начальствующих и прочих должностных лиц в Российской Империи». Что ж, смотрим отделение пятое, где содержатся сведения о чиновниках Министерства иностранных дел России. Замом Горчакова в ту пору или, как говорили, «товарищем министра» был Николай Карлович Гирс, обязанный своей успешной карьерой не столько своим деловым качествам, хотя Гирс, к слову сказать, не был глупым человеком, сколько женитьбе на племяннице канцлера. Совет министерства, коллективный исполнительный орган, в 1878 году был представлен из следующих фамилий: Фредерикса, Жомини, Бека, Миллера, Фон-Дер-Остен-Сакена и случайно затесавшихся среди них двух русских — Николая Жеребцова и престарелого миллионера-фабриканта Ивана Мальцова. Идём дальше. В ближайших советниках канцлер держал Жомини, Капниста и Гене. Чиновники особых поручений при канцлере — Фредерикс, Привитц, Мартенс и тот же Жеребцов. Канцелярией заведовал Миллер, секретарём был кабинетный человек, никогда за границею но ведомству не служивший, по образованию камер-паж, по склонности гомосексуалист, балтийский помещик граф Владимир Ламздорф, позже возглавивший министерство. Архив возглавлял Фойгт, экспедицией управлял Блессиг, делопроизводством ведал Бюш. Центральные учреждения Министерства иностранных дел состояли в ту пору из канцелярии, Первого департамента (Азиатского), Второго департамента (Внутренних сношений), Департамента личного состава и хозяйственных дел, Петербургского главного архива (сочетавшегося с Государственным архивом) и Московского архива. Азиатским департаментом ведал Гирс, за внутренние сношения отвечал Фон-Дер-Остен-Сакен, за кадры — Гамбургер, архивами в Петербурге и Москве заведовали Бек и Бюлер. Та же картина царила и в зарубежных представительствах российского внешнеполитического ведомства: посол в Японии — Струве, в Швейцарии — Коцебу, в Норвегии — Теттерман, в Швеции — Моллериус, в Кёнигсберге — Фридрих Вильгельм Вышемирский, в Германии — Убри, в Румынии — Стюарт, в Риме — Икскуль, в Гаване — Мейер, в Копенгагене — Моренгейм и т.д и т.п. Изредка русские фамилии Сабуровых, Столыпиных, Лобановых-Ростовских, Орловых, Окуневых и Глинок «прореживали» эту густую немецко-остзейскую «щетину». Если волею случая им приходилось играть первую скрипку, то всё равно в плотном окружении остзейского оркестра. На более низком уровне, в консульствах, засилье немцев было ещё более ощутимым. Даже на Сандвичевых островах в Гонолулу русские интересы отстаивал некий Иоганн-Вильгельм Пфлюгер. Вот вам и «русская» школа дипломатии Горчакова!

«Будь ты прирождённый Талейран, но если у тебя или у твоих родителей нет нескольких тысяч рублей в год тебе на твоё содержание, то отходи в сторону. Отечество обойдётся без Талейрана», — возмущался один из немногих русских дипломатов Владимир Лопухин. Корень проблемы, по его мнению, крылся в поголовном оскудении и обнищании русского поместного дворянства. В этих условиях зажиточные прибалтийские бароны, имевшие связи при дворе, прочно забронировали за собой все ключевые позиции в министерстве. Как тараканы лезли изо всех щелей, корпоративно держались крепко друг за друга, педантично выживая русский дух из стен здания на Певческом мосту. Никогда, даже при ненавистном всей мыслящей России «Карле» Нессельроде, немецкий голос в стенах Министерства иностранных дел не звучал столь громко и напористо, как при русском канцлере Горчакове. Возникает резонный вопрос: почему? Только ли всё заключалось в пресловутом денежном цензе и сословной принадлежности? Может, потому, что сам «счастливец с первых дней» ощущал свою кровную связь с немцами, свои немецкие корни? Ведь его матерью была вдова саксонского посланника в Петербурге баронесса Елена Доротея Ферзен (по первому мужу Остен-Сакен). Посему, не желая обижать поклонников таланта этого выдающегося, при всех его плюсах и минусах, внешнеполитического деятеля, рискнём высказать мысль об отсутствии особой «горчаковской» школы дипломатии. Её, как вымышленной античной химеры, попросту не было природе.

Даже по-русски в русском Министерстве иностранных дел практически не говорили! Это породило известную шутку публициста Каткова об «иностранном министерстве русских дел». И сам министр прилюдно щеголял петербургско-французским сленгом. А вот родоначальником школы дипломатии ради дипломатии действительно можно считать Александра Михайловича. Искусно и изящно составленный циркуляр, меморандум или нота представлялись ему целью самой по себе. Горчакова, как логика и блестящего стилиста, прежде всего волновал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?» На такой же стиль управления ориентировались и его подчинённые.