«НАШ ФЛОТ НА ВХОДЕ В ДАРДАНЕЛЛЫ!»
«ТРУБЫ БРИТАНСКОГО ФЛОТА ДЫМЯТ В ДАРДАНЕЛЛАХ!»
«ФЛОТ МИНОВАЛ ГОРОД И ФОРТЫ ЧАНАК!»
«ФЛАГМАНСКИЙ КОРАБЛЬ «СУЛТАН» САЛЮТУЕТ ТУРЕЦКОМУ ФЛАГУ В ФОРТЕ ЧАНАК!»
«БРИТАНСКИЙ ФЛОТ В МРАМОРНОМ МОРЕ ПРОВОДИТ ТРЕНИРОВКИ ПО АБОРДАЖНОМУ БОЮ!»
«ОРУДИЙНАЯ БАШНЯ ФРЕГАТА ЕЁ ВЕЛИЧЕСТВА «ТЕМЕРЭЙР» ГОТОВА ОТКРЫТЬ ОГОНЬ ПО ВРАГУ!»
«В НАШЕМ ВОЕННО-МОРСКОМ ФЛОТЕ ИСПОЛЬЗУЕТСЯ САМЫЙ СОВРЕМЕННЫЙ В МИРЕ ПУЛЕМЁТ ГАТЛИНГА!»
Антирусская истерия нарастала. Неожиданно выяснилось, что русские войска, стоящие на подступах к Константинополю, «это варвары у порога цивилизации», которую спешно надо спасать благородным джентльменам. Дело дошло до того, что публика в лондонских театрах специально требовала играть русский гимн «Боже царя храни», чтобы всякий раз освистать его, а затем заставляли музыкантов играть турецкий гимн, покрывая его громкими аплодисментами. «Долго ли мы будем оставаться в бездействии, — нервозно вопрошала английская газета «Морнинг Пост», — в то время как Турция погибает под ударами превосходного в силах неприятеля? Необходимо принять энергичные меры немедленно, потому что в дело замешаны английские интересы и, конечно, нельзя ожидать, чтобы их вздумали защищать Германия, Франция, Австрия или Италия; единственной нашей союзницей является Турция, и мы должны помочь ей, пока ещё не поздно».
Перенесёмся с берегов Туманного Альбиона на тысячу миль на восток. Холодный утренний Петербург, град Петров, широкая полоса замёрзшей Невы, силуэт Петропавловской крепости на другом берегу.
К западному фасаду дворца — к Салтыковскому подъезду, выходящему к Адмиралтейству, подъехала карета с канцлером. Вот и заветная парадная лестница с вестибюлем внизу. На угодливые руки привратника падает тяжёлое пальто с бобровым воротником. Горчаков, кряхтя, переводя дух почти на каждой ступеньке, поднимается наверх и идёт по широкому светлому коридору, соединяющему Салтыковский подъезд с Иорданским. Там находится кабинет государя.
До этого совещания Горчаков неоднократно заявлял, что захват Константинополя не входит в планы России, а вопрос о Черноморских проливах, «для сохранения мира и всеобщего спокойствия», должен быть «урегулирован с общего согласия на справедливых и действенно гарантированных началах». Сейчас немощный и подслеповатый старец неожиданно поддержал планы генералитета: «История учит нас, что слабость континента подстёгивает наглость Англии», — старик еле разборчиво прошамкал эти слова своим беззубым ртом и, словно потеряв всякий интерес к происходящему, прикрыл глаза. В итоге было решено дать достойный ответ и ввести в Стамбул войска с той же целью, как собирались это сделать англичане, только для защиты уже всех христианских подданных, и оставаться там, пока британские броненосцы не покинут Дарданеллы. Соответствующую телеграмму, зашифровав, отправили в Адрианополь. Следующий шаг, как в данный момент мечталось императору, это занятие Константинополя. Александр чувствовал себя окрылённым, ему казалось, что его расчёты оправдаются. Он видел восхищенные глаза своей Катеньки и представлял, как скажет ей эту заветную фразу: «Катенька, Царьград у твоих ног».
Прокрутим глобус нашего повествования вниз, от севера на юг, от Петербурга к Балканам. Маленькая точка на южной оконечности Европы вырастает на глазах, обретает контуры, и вот уже за топкой низиной, сквозь моросящий дождь, нам чётко видны минареты и мечети Адрианополя.
Было ранее утро. Штабные офицеры и дипломаты-уполномоченные — Игнатьев и Нелидов — негромко переговаривались в большой зале адрианопольского конака. Раздались стремительные шаги, в комнату размашисто вошёл Николай Николаевич. Он заявил резким голосом: «Господа, от государя императора получена важная телеграмма, посланная 30 января в 5 часов 40 минут вечера».
Царская депеша гласила следующее: «Вступление английской эскадры в Босфор слагает с нас прежние обязательства, принятые нами относительно Галлиполи и Дарданелл. В случае, если бы англичане сделали где-нибудь высадку, следует немедленно привести в исполнение предположенное вступление наших войск в Константинополь. Предоставлю тебе, в таком случае, полную свободу действий на берегах Босфора и Дарданелл, с тем, однако же, чтобы избежать непосредственного столкновения с англичанами, пока они сами не будут враждебно действовать».
Скалон слишком долго возился с дешифровкой текста, и некоторые слова, составленные по его догадкам, заставили Игнатьева и Нелидова строить разные предположения, которые кончались фразою: «Может, стоит ещё раз спросить государя? уточнить?»
— Ни за что, — великий князь был категоричен, — я всё беру на себя. Спрашивать не хочу: раз спросишь, станут говорить, зачем вы так сделали, а не эдак. Одним словом, государь предоставляет мне дело, и я отвечаю: будет исполнено. Напишите, Александр Иванович, телеграмму: «телеграмму № такой-то получил, а также две от Горчакова; всё будет исполнено». И больше ничего. Будем спрашивать, государь тотчас пошлёт за Горчаковым, а тот станет лишь путать.