Балканская звезда графа Игнатьева

«Вы нас почти лишили всех европейских территорий, так оставьте нас в покое хотя бы в Азии. А порты? Вы у нас взяли почти все порты на Черноморском побережье, а ещё хотите облагодетельствовать болгар за наш счёт портами на Средиземном? — нудно канючил турецкий уполномоченный Савфет, ожидая увидеть сочувствие в глазах Игнатьева. Но тот резко осадил его: «Извините, сударь, но мне нет никакого дела до вашего образа мыслей и вашего мнения. Я здесь в статусе дипломата и веду переговоры о мире, а не о войне. Войну вы проиграли вчистую».

Второй турецкий уполномоченный, появившийся в начале февраля, Садуллах-бей[25] откровенно не скрывал своего неудовольствия быть «похоронщиком» Оттоманской империи и горько сетовал на свою судьбу. Личность его была хорошо известна русскому посольству в Константинополе с неприглядной стороны: член «Молодой Турции», либеральной и прозападной партии, англофил, недолюбливавший русских. Некоторое время Садуллах-бей занимал должность министра торговли, но, впав в немилость, был отправлен послом в Берлин. Рядом с ним всё время присутствовал переводчик, человек неопределённого возраста и национальности, с которым турок постоянно о чём-то перешёптывался и советовался. На первой же конференции Садуллах-бей, соблюдая протокол, представил этого человека Игнатьеву, назвав его странным именем Ляморт-паша. «Очередной христианский ренегат», — брезгливо подумал Николай Павлович, но виду не подал, сказав несколько дежурных фраз. Про себя он отметил, что от рукопожатия Ляморт вежливо уклонился, изобразив почтеннейший восточный поклон, но, когда он поднял голову, Игнатьев поймал его взгляд — холодный и яростный огонь горел внутри бесцветных зрачков, давно потерявших свой возраст. Ощущение, прямо, не из приятных. Однако Николай Павлович не был склонен предаваться мистике — его подгоняло время и депеши из Петербурга. Князь Горчаков постоянно торопил, напоминая о необходимости добиться мирного соглашения с турками до созыва международной конференции.

Переговоры, как назло, шли туго. Турки умышленно их затягивали, понимая, что время — их союзник. Так, накануне Савфет-паша «неожиданно» обнаружил, что он в очередной раз оказался без инструкций, и стал просить отсрочки на 24 часа, так что к 13 февраля уполномоченные успели скрепить своими подписями только малозначимые статьи о положении Румынии и торговле. За это время Игнатьев изучил уловки своих контрагентов и строго потребовал, чтобы дополнительные инструкции Порты были доставлены Савфету к полудню следующего дня. Но даже после этого диалог опять застопорился. На этот раз всё упёрлось в делимитацию границ Сербии и Болгарии. Почувствовав, что «дело мира» ещё не проиграно, но буксует, Игнатьев принялся давить на чувствительного канцлера: «Предупредите турок, что это кончится для них весьма плачевно». Шифровальщик-телеграфист в штабе неодобрительно покачал головой, отложил в сторону переданный в Петербург текст, взял новый. Тире и точки таили в себе пугающие и безрадостные вести о возможном продолжении военных действий...

Телеграмма сыграла свою роль. Вскоре в Сан-Стефано пожаловал сам великий визирь Ахмет-Вефик. От имени султана он просил главнокомандующего о смягчении русских требований, говоря, что в противном случае жизни падишаха всех мусульман угрожает опасность пасть от руки фанатика, а недовольство и бедствия многочисленных беженцев, скопившихся в Стамбуле, могут привести к бунту. Игнатьев обдумывал, стоит ли организовать его встречу с турецкими уполномоченными и устроить им очную ставку. Во всяком случае, это не помешало бы делу. Турки без конца ссылались на необходимость согласовывать с ним каждый свой шаг. Вот и пусть свидятся! Николай Павлович всё организовал так, будто встреча произошла нечаянно. И когда Ахмет-Вефик появился в переговорной комнате, рассыпался перед ним в любезностях и извинениях и, наконец, в шутку, начал объяснять, что такое дипломатические переговоры: «О, великий визирь, переговоры у дипломатов — это начало соглашения. А что такое соглашение? Конец переговоров. Это мир между Россией и Блистательной Оттоманской Портой, это конец страданиям и ужасной войне».

— Да, это всё так, — вальяжно заметил визирь.

— Переговоры, к несчастью, идут плохо. То есть вовсе не идут.

— Как не идут?

— Ваше высочество, турецкие дипломаты жалуются, что много времени уходит на согласование каждого шага с вами и другими министрами. И не верят, что вы только что пообещали великому князю предоставить своим коллегам достаточно широких полномочий, чтобы избежать ненужных проволочек.