Балканский «щит социализма». Оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии (середина 50-х гг. – 1980 г.)

Действия румынского руководства были в центре внимания зарубежных аналитиков. Они отмечали, ссылаясь на отсутствие подробной информации, что о том, насколько «румыны имеют отличный взгляд на будущий характер и организацию Варшавского пакта (разумеется, не на его существование), неизвестно. Но мы можем признать, что Чаушеску и его окружение не приветствовались как братья на саммите Варшавского пакта в прошлом месяце в польской столице»[1670]. В этой связи взаимоотношения главы РКП с руководством соседней Болгарии имели особое значение для Чаушеску. Поэтому его однодневный визит 14 мая 1974 г. в Варну, где он встречался с Т. Живковым после достаточно конфронтационного заседания ПКК в апреле, мог считаться попыткой смягчения противоречий между Румынией и её ближайшей соседкой. Оборонная политика Бухареста, будучи ограничена жёсткими рамками соблюдения национального суверенитета и недопущения пребывания на территории Румынии иностранных войск, базировалась на вполне конкретной концепции происходящего. Она была сформулирована Н. Чаушеску и поддержана его ближайшим окружением. Её суть заключалась в виде сочетания взаимосвязанных тезисов и была изложена 17 мая 1974 г. вице-президентом Государственного Совета Э. Бод-нэрашом – «вторым человеком» сформировавшегося под руководством главы РКП режима – в беседе с послом США в Румынии Г. Барнисом. На ней присутствовали советник румынского МИДа Т. Дитулеску и сотрудник американского посольства из политического отдела Э. Мейнлэнд. Сказанное представителем румынской стороны имело столь откровенную форму, что удивило американских дипломатов.

Главными из озвученных Боднэрашом постулатов были обвинения в адрес советского руководства в сохранении империалистического сознания, «мало что имеющего с реальным “социализмом”», и солидарность с взглядами руководства КНР на советских правителей как на «новых царей»[1671]. Более того, он сослался на так называемое завещание Петра Великого[1672] – доказанную специалистами-историками мистификацию (несмотря на известность данного факта и самому Боднэрашу) – как на руководящий внешнеполитический документ Кремля. Более того, он заявил о том, что «Москва, похоже, следует побуквенно [этому документу], в частности, проводя экспансию на Дальнем Востоке»[1673]. Одновременно Боднэраш обратил внимание собеседника на то, что Кремль, «занимаясь мифотворчеством», пытается сохранить свою власть, поддерживая раскол Германии на две части, и стремится доказать существование двух наций, аналогично тому, что он делает в отношении Румынии и Молдавии, рассматривая последнюю как «нечто отдельное от Румынии»[1674]. Касаясь взаимоотношений Румынии с СССР, Боднэраш заявил о попытках Бухареста наладить их и о наличии «серьезных разногласий с “антисоциалистической политикой” “переходного” (именно так он его характеризовал. – Ар. У.) советского руководства». Достаточно жёсткую оценку дал вице-президент Госсовета и взглядам советских военных, а также главы КГБ СССР Ю. В. Андропова. О последнем Боднэраш заявил, что он «не понимает политики» и «демонстрирует узость взглядов» на международные отношения[1675]. Проводившаяся румынским руководством оборонная политика, судя по репликам Л. Боднэраша, учитывала тот факт, что «НАТО используется (со стороны СССР. – Ар. У.) как единственное оправдание продолжавшейся оккупации войсками Красной Армии Восточной Европы», а внутренние проблемы в СССР, проблемы во взаимоотношениях с КНР «будут выступать как действенные ограничители советского поведения даже без такого важного, каковым он является сейчас, фактора, как НАТО»[1676].

Отношение к Варшавскому пакту как военно-политическому союзу со стороны Бухареста было двойственным. С одной стороны, румынская сторона была недовольна отказом СССР от военно-технического сотрудничества с Румынией при разработке и производстве военного самолёта, который Бухарест начал делать вместе с Белградом. Реализация этого проекта для Румынии имела значение с точки зрения замены устаревавших советских истребителей МиГ-15 и МиГ-17 уже другим классом – штурмовиками. 31 октября 1974 г. первый одноместный самолёт – прототип совместного румыно-югославского производства в рамках программы Jurom, названный впоследствии IAR-93, – поднялся в воздух с аэродрома Бачэу и находился в воздухе около 20 минут. Одновременно в Югославии в районе Мостара был проведён тестовый полёт аналогичного самолёта – прототипа югославской версии, известного как Soko J-22.