– Идти на соглашение с англичанами, подобно смерти, – ответил Гейдрих. – Ведь их цель – воевать с Россией чужими, немецкими руками, и русские обоих миров об этом знают. Поэтому, если мы попытаемся провернуть такой ход, то против нас и бриттов бросят всю неизмеримое могущество «марсианской» армии. Меня заверили, что при продолжении сопротивления сверх разумного времени русские из будкщего начнут ломать Германию силой, особо не разбирая средств. Но если мы позовем на помощь англосаксов, то тогда нас, вместе с ними, сокрушат мощью, аналогов которой еще нет в этом мире. У них есть такое оружие, один залп которого способен смести с лица планеты целую страну, и они не преминут им воспользоваться. Вас сильно утешит тот факт, что вместе с Германией русские сожгут еще и Британию? Меня, например, нет. Еще раз повторяю: ваши люди не должны допускать никаких шашней с детишками Джона Буля, ибо цена такой ошибки будет для нас неподъемной. Пойти на поводу у Лондона – это все равно, что бороться с наступлением зимы, поджигая свой дом. После того как мы напали на большевиков, имея с ними не денонсированный пакт о ненападении, наша репутация находится на недопустимо низком уровне. Еще одного обмана нам не простят. В Москве двадцать первого века ведут дела честно и требуют того же от своих партнеров, да и большевистский вождь тоже старается не нарушать своего слова, разве что вы нарушите свое. Честность – лучшая политика. От нее меньше издержки и больше общий выигрыш. А обмануть можно только кого-то одного и только один раз, после чего все остальные перестанут доверять обманщику.
– Ну хорошо, – сказал Гальдер, выслушав эту пылкую тираду, – я готов вам поверить. Но если прямо сейчас отдать приказ о капитуляции, то армия ему не подчинится и сочтет отдавшего такой приказ предателем германской нации.
– Не надо отдавать такой приказ прямо сейчас, – покачал головой Гейдрих, – пока это решение преждевременно. Необходимо дождаться момента, когда враг превосходящими силами будет стоять на пороге Германии, а еще требуется в неприкосновенности сохранить костяк нашей армии. Чтобы избежать его растрепывания, мы решили мобилизовать в нашу армию французов, бельгийцев и прочую европейскую дрянь, чтобы, сберегая жизни немецких солдат, бросить этот сброд под русский паровой каток. Мы в моем ведомстве сформируем эти национальные дивизии СС, а вы, Франц, должны найти для них оптимальное применение. Штурмуйте ими плацдармы, бросайте во встречные атаки, заставляйте драться насмерть, но обеспечьте задержку русского наступления, насколько это возможно при минимуме жертв с немецкой стороны.
Немного подумав, Гальдер кивнул.
– Хорошо, Рейнхард, – сказал он, – я подумаю над вашим предложением и доложу результаты через несколько дней. И делаю я это только потому, что Германия у нас одна и другой нам никто не даст.
– Я очень раз за вас, Франц, – сказал Гейдрих, – и надеюсь, что вы войдете в историю как один из спасителей Германии. И, может быть, я с вами заодно тоже попаду в эту почетную компанию.
– Но почему быть может, Рейнхард? – с интересом спросил Гальдер, – Ведь вы делаете для этого даже побольше моего.
– Знаете, Франц, – хныкнул в ответ Гейдрих, – для меня лично почти невозможно будет искупить перед русскими грех принадлежности к СС, а потому для меня вся эта история закончится верной смертью или участью скрывающегося беглеца на всю оставшуюся жизнь.
12 апреля 1942 года, полдень. Третий рейх, Остмарк (Австрия), лагерь военнопленных ШТАЛАГ XVIII C «Маркт Понгау»
Французский военнопленный сержант 67-й пехотной дивизии Поль Жаккар (31 год)
Итак, прошло почти два года с того момента, как наша милая Франция, разбитая жестокими бошами, потерпела сокрушительное поражение. Но в решающих сражениях той короткой злосчастной войны я так и не поучаствовал. Наша 67-я пехотная дивизия была дислоцирована в Эльзасе и оказалась в стороне от основного потока событий. Пока на севере Франции и Бельгии гремели сражения, здесь стояло затишье и германские войска не проявляли особой активности. Потом, вынудив капитулировать бельгийцев и загнав англичан вместе с основными силами нашей армии в Дюнкерк, основные группировки бошей развернулись на юг – туда, где против них не было ничего, кроме разрозненной россыпи резервных частей.
И вдруг мы, успокоенные тишиной на фронте, обнаружили, что германские танки оказались уже у нас за спиной. Всего через месяц после начала вражеского наступления наше правительство сдало без боя Париж, а еще четыре дня спустя наша дивизия, отступавшая из Эльзаса на юг, оказалась прижата к швейцарской границе, окружена и полностью разгромлена. Лишь немногим счастливцам удалось уклониться от сдачи в плен и бежать в Швейцарию, большинство же солдат и офицеров оказались в руках бошей[30]
.