Балканы. Красный рассвет

– Ваша Милая Франция, – понизив голос, сказала я, – подарила миру пример самого беспардонного политического террора, когда во имя своих абстрактных идей Робеспьер и его компания отправили на гильотину миллионы французов. И мало кого утешает то, что они сами сгинули в устроенной ими же мясорубке, потому что их пример не стал никому наукой. Так с тех пор и повелось, что желающие блага для всего человечества сами творят такое, что потом потомки с удивлением хватаются за голову. Франция дала миру пример того, как великая империя может быть построена на руинах старого мира, на протяжении жизни всего одного поколения, а потом, при живом еще основателе, рушится в грязь, потому что тот не рассчитал своих сил. И еще. Франция была одним из поджигателей этой войны. Во-первых – потому что была главным инициатором Версальского мира, создавшем у немцев чувство национального унижения. А именно это чувство и стало главной питательной средой для реваншистских настроений немецкого народа, вскормивших режим Гитлера. Во-вторых – именно французские и британские политики на конференции в Мюнхене зажгли перед агрессором зеленый свет по пути на восток. Ах, как вашим политиканам, Даладье и прочим, хотелось чужими руками уничтожить Советский Союз, а потом напасть на обессиленного победителя в момент его триумфа! Но Гитлера можно было называть как угодно: бесноватым, одержимым, сумасшедшим и так далее, но кем он уж точно не является – это доверчивым деревенским простаком. Да, он сразу решил пойти в поход на восток, но только при условии, что так называемые европейские демократии не смогут открыть против него на западе второй фронт. Так что, месье Перье, в нашей истории каждый народ сам кузнец своего счастья и несчастья: и французы, и немцы, и даже англичане с американцами, у которых еще все впереди.

– Да… – немного отшатнувшись от меня, произнес полковник Перье, – такая милая девушка – и такой шквал эмоций. Хотя должен признать, что никто из нас не без греха и все ваши упреки в значительной степени справедливы. Действительно, наш Робеспьер загнул лишнего по части истребления своих политических оппонентов, а император Наполеон замахнулся на то, на что ему не следовало замахиваться. Удивительно только слышать такие речи от советского пропагандиста, ведь во время своей Великой Революции вы, большевики, и сами немало преуспели в политических репрессиях, и к тому же Советский Союз перед самой войной тоже вступил в сговор с Гитлером, подписав с ним Пакт о ненападении.

– Уважаемый господин полковник, – сказала я, – да будет вам известно, что я не советский пропагандист, а журналистка из двадцать первого века, и суждения мои гораздо шире, чем у обитателей этого мира. Сотрудничество с некоторыми советскими изданиями для меня всего лишь попутная обязанность, ведь мы делаем одно дело, как делают его наши солдаты, громящие фашистскую гадину. Что касается политических репрессий и всего прочего, то должна напомнить, что это Европа всегда была впереди России на шаг или два и именно европейски ориентированные революционеры и либеральные демократы, укрывающиеся от гнева царского правосудия по Швейцариям, Франциям и Британиям, после падения самодержавия привезли эту заразу в Россию. А что касается Пакта о Ненападении, то он был всего лишь следствием Мюнхенского сговора, на который европейские, так называемые демократические, политики пошли совершенно осознанно и без постороннего давления. Точно так же, как примерно в то же время они скормили набирающему силу фашизму республиканскую Испанию. Да, никто из нас не идеален, но некоторые неидеальнее всех прочих…

Полковник Перье некоторое время внимательно вглядывался в меня.

– Значит, мадмуазель Марин, – кивнул он наконец с серьезным видом, – вы «марсианка». Пришелица с той стороны Врат, существо могущественное и непостижимое по своей сути. Как же я сразу не догадался об этом, увидев перед собой девушку не от мира сего – можно сказать, самоуверенную, убежденную в своей правоте? Скажите же, о уважаемая пифия, что ждет нашу Милую Францию после того, как закончится весь этот кошмар и отгремят сражения? Ждет ли нас тотальная большевизация и повсеместные колхозы, или все останется таким, каким было до сорокового года?