Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

Тем не менее вовлечение родственников в свои финансовые дела порой могло быть опасным путем, ведущим к разорению. Так, неоднократно упомянутый в этой книге коллежский секретарь Петр Зубов, владевший почти 3 тыс. крепостных в Верхнем Поволжье, был объявлен в 1853 году банкротом. По его словам, он принял от своего брата Александра обремененное долгами наследство главным образом из-за его задолженности в 67 227 серебряных рублей (300 тыс. рублей ассигнациями), в то время как другой брат, Валериан, разумно отказался от наследства[528].

Купцы – а они редко владели обширными имениями, жили обычно рядом с родственниками и нередко перемещали свои товары из одних лавок и складов в другие – предпочитали спрятать движимое имущество у родственников. Это относилось не только к товарам, но и к мебели, столовому серебру, одежде, драгоценностям, экипажам и лошадям. Эта схема, описанная в пьесе Островского «Свои люди – сочтемся», была вполне реальной и широко распространенной, при этом совсем не уникальной для России или российских купцов, а потому не свидетельствует о какой-либо исключительной недобросовестности последних.

В качестве примера можно сослаться на уголовное дело, возбужденное против двух неплатежеспособных московских купцов, братьев Нила и Алексея Бахрушиных. В 1864 году их брат Иван, владевший лавкой модного платья, разорился, после чего перевез часть товаров в лавку братьев и объявил своим кредиторам, что чрезвычайно болен, не может дальше вести торговлю и передает лавку Нилу с Алексеем и своему зятю. Затем последовали продолжительные переговоры с кредиторами, несколько соглашений и непрерывное перемещение товаров то в одну лавку, то в другую. То в одной лавке, то в другой попеременно не оставалось никаких товаров, кроме самых низкокачественных, а затем они снова наполнялись. Полицейский следователь обнаружил фиктивные бухгалтерские книги, а кроме того, выяснил, что Бахрушины ухитрились ввести одного из своих конторских служащих в состав конкурса по своим же долгам[529].

Активную помощь в сокрытии собственности оказывали должникам и более дальние родственники. Например, бывший полицейский Лейба Сумгалтер, вышедший в отставку после 20 лет службы, вернулся в Москву, чтобы взыскать долг с мещанина Красильникова, проигравшего ему начисто в суде. Тем не менее он сумел спрятать движимое имущество у своей тещи, а ей удалось записать его на себя[530]. Точно так же купец-старообрядец Федор Солодовников, владевший ткацкой фабрикой в подмосковном городе Богородске, перевел крупные суммы денег своим невесткам[531]. Московский торговец мукой и пшеницей Мушников, на которого в 1842 году был подан иск о взыскании долга (включая долг в 1000 рублей, не выплаченный его покойным отцом), через свою жену перевел на своего брата Григория Волкова товаров на 1500 серебряных рублей, после чего скрылся. Он поступил так, несмотря на то что «име[л] большую вражду» с родственниками, о которых говорил, что они «капиталу большого не имеют… маленькие люди, на мне уедут»[532].

Другой купец, Павел Лаврентьев, передал 53 больших ящика чая своему родственнику, цеховому Лебедеву, который, в свою очередь, передал их свояченице Лаврентьева Анне Кочной, спрятавшей их в московской гостинице «Калужское подворье», откуда их увез какой-то человек, чью личность кредиторам так и не удалось установить. В мае 1865 года, когда кредиторы уже не знали, что им предпринять, в их конторе появился неизвестный и сообщил, что Лаврентьев прячет свое имущество в доме у Кочной. Двое из кредиторов явились на ее квартиру с полицией и обнаружили там как самого Лаврентьева, так и более десятка ящиков чая, которые, по признанию Кочной, принадлежали ему. Однако Лаврентьев располагал еще одной линией обороны. Не приходится удивляться тому, что как средство защиты он использовал долг: он утверждал, что несколько месяцев назад заложил этот чай невестке за тысячу рублей и потому и не скрывает никакой собственности. В архиве не сохранилось окончания этого дела, но уловка Лаврентьева, скорее всего, увенчалась успехом, поскольку у него нашлись два свидетеля, подтвердившие его заявление[533].