Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

У тех, кто не мог рассчитывать на влиятельных друзей и родственников, большого выбора не было. Например, бывший служащий Коммерческого банка Алексей Заборовский был несправедливо осужден за подлог, жертвой которого стала престарелая княгиня Черкасская, но после того, как в преступлении сознался охваченный раскаянием истинный виновник, Коновалов, был оправдан. Однако во время следствия, в конце концов оправдавшего Заборовского, он был обвинен в уничтожении улики, указывавшей на то, что именно он мог убедить Коновалова изменить свои показания, в том, что его брат делал подарки полицейскому следователю, и в том, что он подучил своего крепостного и товарищей по заключению свидетельствовать в его пользу. Хотя в итоге Заборовский был приговорен только к церковному покаянию, это дело дает детальное представление о методах, имевшихся в распоряжении обычных москвичей из числа «средних» классов, не обладавших какими-либо особыми рычагами влияния на полицию и суд[658]. В другом случае мещанка Екатерина Булашева, стремясь отомстить процентщице, жене коллежского регистратора Елизавете Перешивкиной, судя по всему, подкупила нескольких ранее судимых лиц с тем, чтобы те дали ложные показания в ее пользу. Хитрость Булашевой была раскрыта, и она едва не попала в московский работный дом[659].

Несоблюдение неформальных правил мздоимства могло иметь неприятные последствия. Через несколько лет после процесса Заборовского надворный суд разбирал дело коллежского советника Лебедева, судя по всему, совершенно несведущего в этом искусстве[660]. Лебедев был престарелым профессиональным «механиком», происходившим из семьи обер-офицера. Чин Лебедева соответствовал чину армейского полковника, но, в отличие от своего военного аналога, давал лишь статус «личного» дворянина, а не потомственного; тем не менее Лебедев был женат на дворянке, владевшей 48 крепостными. Несмотря на слабое здоровье и отсутствие детей, Лебедев занимал хорошую должность чиновника для особых поручений в Московской дворцовой конторе и получал приличную пенсию 571 рубль 84 копейки. В старости Лебедев решил сам стать помещиком, купив имение титулярного советника Кологривова на аукционе, назначенном на 25 сентября 1862 года.

Однако Лебедев страшился сопутствующих бюрократических процедур и, в частности, был достаточно умным человеком для того, чтобы опасаться, что власти ухитрятся продать имение без хранившихся в его амбарах запасов ржи, сена и соломы, составлявших значительную часть его ликвидационной стоимости. Лебедев написал письмо секретарю Михаилу Цветкову, отвечавшему за проведение аукциона, с просьбой оказать ему содействие при покупке имения и обещанием дать Цветкову за его труды 25 рублей. Либо письмо попало на глаза кому-то постороннему, либо сумма была слишком маленькой, но у Цветкова появился шанс доказать свою неподкупность, донеся на Лебедева. Непосредственно во время аукциона, в присутствии всех должностных лиц и потенциальных покупателей, московский гражданский губернатор осведомился у Лебедева, не он ли написал это письмо. Лебедев признался в своем авторстве, и его дело было передано в Московский надворный суд.

В ходе допроса Лебедев показал, что с имением, которое он пытался купить, было связано много юридических проблем и что с его стороны было вполне естественно предложить Цветкову компенсацию за его услуги, которые он был совсем не обязан оказывать Лебедеву. Он посетовал на то, что донос Цветкова нанес серьезный моральный ущерб ему самому и его семье, особенно учитывая, что он провел 30 лет на государственной службе.

В то же время Лебедев без колебаний отправил старому знакомому и соседу, имя которого, к сожалению, в деле не упомянуто, письмо, в котором просил «оказать защиту противу враждебного действия г. Цветкова, навлекшего великое прискорбие мне и семейству моему, о которой просить Вас вынуждаем я более для успокоения семейства моего». Лебедев утверждал, что написал Цветкову «без тщательной обдуманности» и «предлагал благодарность как по доброте души моей не сомневаясь в христианской доброте души г. Цветкова, так и по неопытности моей в подобных делах», вызванной тем, что он «приобретя, продолжая и кончив службу по части технической, но не юридической». Также Лебедев утверждал, что не навязывал взятку насильно и не упорствовал с ее дачей, а собирался заплатить Цветкову лишь «в случае ежели будет позволено, и не с намерением вымогательства чего-либо для своей корысти». Было ли тому причиной вмешательство со стороны старого друга или здравый смысл, проявленный надворным судом, но тот ограничился тем, что сделал Лебедеву «внушение» за «испрошение только еще позволения предложить благодарность должностному лицу, хотя за труды его по службе [в противоположность благодарности за какие-либо незаконные действия]»[661].