Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

Во второй половине того же года пожертвования на выкуп должников составили 1149 рублей 82 копеек[792]. В 1856 году граф Закревский лично пожертвовал 825 рублей; двенадцать других людей – включая купцов, чиновников и священника – пожертвовали от 2,5 до 145 рублей; наконец, от «разных неизвестных благотворителей» было получено 3420 рублей 36 копеек[793]. Судя по всему, москвичи были намного более щедрыми, чем петербуржцы. Например, в 1862 году новые частные пожертвования в Петербурге составили всего 755 рублей 40 копеек. В Москве частные пожертвования в десять раз превысили эту цифру, составив 7848 рублей[794].

Частные жертвователи не только непосредственно выдавали деньги, но и выделяли в своих завещаниях определенную сумму, которую следовало положить в банк и использовать для выкупа должников, приуроченного обычно к Великой пятнице. Например, скончавшаяся в 1810 году знаменитая княгиня Екатерина Дашкова завещала на это 500 рублей, которых хватило для выкупа восьми человек. В 1811 году деньги на выкуп должников завещали, в частности, жена статского советника Алфимова (600 рублей серебром), игумен Симоновский (5 тыс. рублей ассигнациями), незамужняя дворянка Билева (400 рублей ассигнациями), корнет Тарелкин (200 рублей ассигнациями) и жена статского советника Баскакова (100 рублей). Дохода с этой суммы (310 рублей) хватило для того, чтобы на Пасху выкупить шесть московских мещан[795]. В число их кредиторов – а им пришлось серьезно сократить сумму своих первоначальных долговых требований в 1155 рублей – входили армейский унтер-офицер, цеховой, купец, солдатская жена и слуга. Любимая племянница Григория Потемкина Александра Браницкая (урожденная Энгельгардт) в 1838 году перед своей смертью завещала на выкуп арестованных должников 200 тыс. рублей[796]. Другие пожертвования не были такими нарочитыми и не были привязаны к каким-либо праздникам. Например, в 1823 году мещанин Иван Холщовников был освобожден после того, как «неизвестное благотворительное лицо» уплатило его долг в 184 рубля 50 копеек[797]. Таким образом, ритуал выкупа символически связывал жертвователей со средним слоем московских имущих классов, из которого происходило подавляющее большинство посаженных в тюрьму должников.

Кредиторы, получавшие выкупные деньги, могли надеяться лишь на покрытие небольшой доли первоначального долга. В 1826 году эта доля могла составлять всего 20 %, что, разумеется, было лучше, чем совсем ничего[798]. Тем не менее процесс выкупа нередко сопровождался запутанными переговорами. Представляется, что кредиторы, чувствовавшие, что конкретный должник пользуется у властей симпатией, не были склонны идти на уступки. В 1859 году кредиторы, посадившие в Петербурге в тюрьму генерал-лейтенанта Сергея Голицына, первоначально отказывались вступать в переговоры – очевидно, потому, что знали, что старому генералу симпатизирует царь, лично уделявший ему внимание. Вместо этого кредиторы привлекли к себе внимание со стороны Третьего отделения, которое заподозрило в заимодавцах Голицына вредных ростовщиков и угрожало им ликвидацией их бизнеса. Хотя русские цари ревностно оберегали свои самодержавные прерогативы, а Александр II действительно испытывал симпатию к старому воину, это в конце концов не помешало ему недвусмысленно отказаться от попыток проигнорировать или попрать юридические процедуры[799].

Ранее, в 1826 году, московским властям не удалось убедить унтер-офицерскую жену Ежевскую согласиться на уступку части той суммы, которую была ей должна жена коллежского регистратора Мария Алеева, накопившая долги из-за медленного производства судебного дела. Несмотря на значительную задолженность, власти отнеслись с особенным пониманием к ее положению, потому что она была кормилицей герцога Пауля Вюртембергского, двоюродного брата Николая I. Лишь спустя несколько месяцев ее кредиторша согласилась взять 1300 рублей наличными и переписать на себя иск самой Алеевой к мещанину Долгову на 25 тыс. рублей.

Если в данном случае связь с императорской семьей автоматически заставила власти проявить к Алеевой особое внимание, то обычно процедуры выкупа включали оценку поведения и нравственных качеств должников. Самое подробное описание такой процедуры, какое мне удалось найти, относится к одному случаю выкупа в 1826 году. Один из губернаторских чиновников по особым поручениям, надворный советник Нечаев, составил список всех заключенных и отобрал тех, кто заслуживал предпочтения по причине длительного пребывания в тюрьме, наличия большой семьи и маленькой величины долга, «осуждающей их на бесполезную праздность и отвлекающей от семейств и обыкновенных торговых или ремесленных занятий». Тем не менее общий размер их долга все равно вчетверо превышал сумму, имевшуюся для выкупа, и Нечаеву оставалось лишь надеяться на уступки со стороны кредиторов[800].