Вторым широко распространенным типом сделок были займы, выдававшиеся под залог недвижимости. Эти займы были двух типов, и для каждого из них существовали свои собственные реестры. Во-первых, велись отдельные реестры заложенной сельской собственности – в первую очередь имений с крепостным населением, но в некоторых случаях и незаселенных земель, которые могли находиться во владении у купцов или состоятельных крестьян. В 1862 году объем таких сделок, зарегистрированных в Московской палате, составил 1 899 045 рублей[235]
. Соответствующие реестры сохранились не идеально, но при оценке объемов сделок для более ранних лет важно учитывать спад 1854–1856 годов, связанный с войной, и иметь в виду, что Крымская война оказала негативное влияние и на займы под залог собственности, выдаваемые государством, и на частные займы, оформлявшиеся в виде заемных писем. Однако влияние этого спада не стоит преувеличивать, поскольку во время Крымской войны, когда государство для покрытия своих возросших расходов забирало деньги у Опекунского совета и государственный кредит стал менее доступен для дворянства, на помощь должно было прийти частное кредитование. В период до 1854 года конкурирующие государственные ссуды под залог собственности были более доступны для поместного дворянства, в потенциале снижая спрос на частные займы, но, вероятно, не очень сильно, поскольку потребность в кредите, очевидно, была весьма значительной. Более того, в эпоху экономической нестабильности выдача частных займов, обеспеченных землей, была явно предпочтительнее необеспеченных заемных писем.Во-вторых, займы можно было получить под залог различной городской собственности, включая дома, лавки и даже пустующие земельные участки. По-видимому, объемы таких займов были сопоставимы с объемами зарегистрированных заемных писем, судя по данным за 1850 год, когда сумма займов под залог недвижимости составила 1 158 587,95 рубля[236]
. В 1855 году их сумма составляла 518 843 рубля; судя по всему, оба этих реестра неполны[237]. С учетом того, что из-за Крымской войны 1855 год был гораздо менее благоприятным для российского кредита, чем предыдущий, примечательно, что объем займов под залог городской собственности, выданных в 1855 году, лишь немногим меньше, чем объем заемных писем за 1854 год (636 238 рублей). Займы этого типа выдавались в пропорционально больших объемах в Москве и других крупных городах с большим количеством зданий, пригодных в качестве залога, – таких, как Петербург, Варшава и Одесса.Третьим основным типом долгов, отраженных в документах, были векселя. До 1862 года право выписывать векселя по закону имели только лица, записанные в купеческие гильдии, крестьяне, имеющие свидетельство на торговлю, и некоторые категории мещан, вне зависимости от того, занимались ли они коммерцией или нет. Уже в начале XVIII века «в долг вела торговые операции подавляющая часть купечества»[238]
. При оценке объемов коммерческого кредита в XIX веке можно исходить из операций Государственного коммерческого банка, дисконтировавшего векселя, выписанные купцами. В 1853 году этот банк дисконтировал векселей на 25,8 млн серебряных рублей; во время Крымской войны эта сумма снизилась (до величины менее чем 20 млн рублей), но в 1859 году, вследствие послевоенного экономического оживления и инфляции, она достигла 47,7 млн рублей. Дисконтные операции осуществлялись главным образом в петербургской конторе банка – единственной, которой разрешалось скупать векселя на деньги частных вкладчиков банка, а не только на его относительно небольшой основной капитал[239].Еще одну возможность оценить объемы коммерческого кредита нам дает ежегодная грандиозная ярмарка в Нижнем Новгороде, которую дореволюционный экономист Владимир Безобразов называл ключевым элементом московской кредитной системы. Эта ярмарка играла роль большой кредитной биржи для купцов и промышленников со всей Европейской России, представляя собой уникальную площадку, на которой заемщики и кредиторы могли встречаться лицом к лицу, заключать сделки и оценивать дальнейшие перспективы друг друга[240]
. По словам этнографа и романиста Павла Мельникова-Печерского, наличность была редкостью в Нижнем Новгороде, «где почти все купеческие сделки совершаются в кредит»[241]. По его оценкам, в период экономического спада 1840-х годов наличность, имеющаяся на ярмарке, составляла менее 17 % от стоимости выставленных на продажу товаров и ею оплачивалось менее 7 % от общего реального объема продаж, составлявшего 40–50 млн рублей[242]. В целом, даже со скидкой на то, что некоторые векселя никогда не попадали в Петербург или Нижний Новгород, ежегодные кредитные операции российских купцов были намного более обширными, чем аналогичные операции более многочисленных дворян.