Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

Судя по всему, лишь немногие семьи и лица пытались прожить без каких бы то ни было долгов. Один из таких примеров мы находим в известных мемуарах феминистки-просветительницы Елизаветы Водовозовой, урожденной Цевловской (1844–1923). После смерти в 1848 году во время эпидемии холеры ее отца, помещика, служившего уездным судьей в маленьком городке Смоленской губернии, мать Водовозовой выплатила все их «городские долги», полученные в наследство, многие из которых были связаны с лечением, и вместе со всеми детьми и слугами удалилась в свое скромное сельское имение[280]. С того момента семья стремилась по максимуму сократить расходы, покупая за деньги лишь самое необходимое, а все остальное стараясь производить у себя в имении; большую часть дворовых крепостных продали или заставили работать в поле. В итоге семья отказалась от многих традиционных атрибутов дворянского образа жизни: сахара, чая, кофе и белого хлеба. Нехватка пристойной одежды и отсутствие приличного экипажа серьезно ограничивали социальные связи семьи, мешая визитам к соседним помещикам и даже в местную церковь[281].

Хотя история Цевловской, скорее всего, нетипична для более зажиточных помещиков, она, возможно, более знакома почти 84 % дворян XIX века, не имевших или почти не имевших крепостных. Например, дети ничем не знаменитого подполковника Александра Юкичева, умершего в 1851 году, унаследовали всего 27 крепостных, приносивших 100 рублей общего дохода. Когда матери в 1854 году понадобились деньги, чтобы подготовить одного из сыновей к военной службе, она предпочла накопить недоимки по налогам, но не брать взаймы у частных лиц. В 1861 году ей все же пришлось взять взаймы несколько сотен рублей у другого дворянина, но она частично выплатила этот долг уже к 1863 году[282].

Так же и московские купцы и мещане, после смерти которых суд учреждал опеку над их несовершеннолетними детьми, нередко оставляли им наследство, свободное от долгов, причем речь шла и о бедных мещанах, и о купцах, имевших состояние в несколько тысяч рублей наличными[283]. Это весьма примечательно, даже если учитывать возможные долги, не отраженные в документах, и обычай выплачивать свои долги в случае старости или болезни[284]. Во-первых, кредиторы без всяких колебаний потребовали бы выплаты незадокументированных долгов, даже если они не рассчитывали на успех[285]. Во-вторых, даже если у этих лиц на протяжении жизни накапливалась задолженность, существенно, что они могли погасить ее перед смертью. Куда менее распространенными, но все же возможными, были ситуации, когда купцам, даже богатым, удавалось вести торговые операции, вообще не прибегая к кредиту, как поступал Владимир Васильевич Пегов в 1860-х годах, когда институционализованный коммерческий кредит уже стал намного более доступным[286].

Пожалуй, чаще встречались лица, никогда не стремившиеся к полной самодостаточности, но и избегавшие избыточных долгов, серьезно относясь к управлению своей собственностью и контролируя свой уровень потребления предметов роскоши[287]. Истории о них следует рассматривать как противовес историям о мотах-аристократах, которые в любом случае ближе к концу XIX века становились все более редкими фигурами. Не только Чихачеву, Макарову и Болотову (представителям дворянства среднего достатка), но и намного более богатым и влиятельным дворянам удавалось привести в порядок свое собственное или семейное состояние. Например, князь Павел Александрович Урусов – он был женат на дочери графа Сергея Семеновича Уварова и потому, как подразумевалось, должен был вести роскошный образ жизни – в начале 1850-х годов кропотливо трудился над тем, чтобы погасить частные долги в 140 тыс. рублей, обременявшие собственность его жены, владевшей 6400 крепостных. Первоначально ее имение не приносило дохода, но Урусов перезаложил его в Опекунском совете, выплатил частные долги и произвел улучшения, благодаря которым через несколько лет стал получать ежегодный доход 101 тыс. рублей. Помимо обслуживания банковского займа и содержания жены и детей, Урусов ежегодно выделял примерно по 20 тыс. рублей на дальнейшие усовершенствования. Например, он, по его собственному утверждению, приобрел паровую машину, построил две винокурни и закупал элитный скот[288].