Барбара. Скажи, когда ты вернешься?

В “Шатле” был и ее последний концерт на большой сцене, последний в Париже. Не успели – огромный тур, заявленный с 6 ноября по 31 декабря 1993 года, был прерван – записать видеоверсию, но есть диск Barbara. Chatelet. 1993. На обложке его она не идет – летит по сцене на фоне черного рояля и красных ярусов, в черном боа из каких-то диковинных перьев, как будто навстречу ей дует сильнейший ветер и ее сбивает с ног буря. Так и вышло: 3 декабря концерты были прерваны, врачи запретили выступать, она не выходила из гостиницы рядом с театром. Поклонники выложили на пути от артистического входа в “Шатле” до ее отеля живой ковер из роз. Пока еще никто не сдавал билеты. И она вернулась. Состоялось еще три концерта – 11, 12 и 13 декабря, после чего ее увезли в Американский госпиталь в Нейи с двусторонним воспалением легких. Администрация “Шатле” объявила о том, что концертов больше не будет и она готова возместить зрителям убытки.

Дадим слово ее музыкантам – тем, кто был рядом на сцене, кто не бросил ее и потом, приехав встретить вместе с ней в Преси-сюр-Марн такой грустный новый 1994 год. Жерар Дагерр, пианист: “Той зимой она уже не была прежней. «Шатле» – большой, очень трудный зал, и я до последнего не верил, что она выйдет на сцену. Но она так хотела этого, что вышла”. Серджио Томасси, аккордеонист: “Однажды на концерте я услышал крик, почти вопль: «Я люблю тебя!». Публика после каждой песни сходила с ума, аплодисменты были такими, что казалось, сейчас рухнет потолок, и я подумал, что это кричит какой-то восторженный поклонник. Но потом понял, что это вырвалось у Барбары. Назав– тра перед концертом я нашел ее, чтобы сказать, что это очень опасно для нее, для ее голоса, но она ответила: «Серджио, ты не понимаешь, я не могу себя сдержать. Когда я вижу любовь всех этих людей, ту любовь, которую они мне посылают каждый вечер и которую я принимаю, я должна им ответить. Это происходит помимо моей воли, я вообще в каком-то другом уже мире, когда кричу им, что тоже их люблю…» После такого откровения я стал волноваться за нее еще больше. И вот однажды, когда опустился занавес после песни «Черный орел», она действительно упала нам на руки, потеряв сознание. Мгновенно появились медики и унесли ее на носилках”.

Сама она перед началом концертов говорила о себе журналистам с иронией: “На этот раз в «Шатле» я чувствую себя этакой престарелой дебютанткой. Престарелой, но еще на ногах. И я благословляю то мгновение, когда поднимается занавес и я ступаю в круг света… Первый раз в Париже я буду петь без перерыва, подряд”.

Ах, ничего нельзя обещать и ничему нельзя радоваться заранее. Она могла верить только в обожающий ее зал: на записи слышно, как эти нескончаемые аплодисменты несут ее, словно утлую лодочку по волнам, как они возносят ее вверх, когда прерывается дыхание, изменяет голос и она почти шепчет, как они ликуют, когда голос возвращается и она с прежней силой поет песни, которые, кажется, слушатели знают наизусть. Впервые здесь прозвучали и три новые. Это Pleure pas (“Не плачь”) – песня обращена к младшей сестре Регине, пережившей личную драму, и полна воспоминаний об их общем детстве в Париже. Это Sables mouvants (“Зыбучие пески”), своего рода продолжение любовной истории песен Bel âge (“Прекрасный возраст”) и Amours incestueuses (“Запретная любовь”), – о любовниках, разделенных возрастом. Только теперь к былой нежности добавляется горечь:

Ты весна, а я зима,
Но наше лето прекрасно,
Хотя и ведет нас прямо в ад.

Текст перекликается со стихотворением Рембо “Одно лето в аду”, которое она очень любила.

И еще Le jour se leve encore (“День занимается снова”) – гимн жизни, как и ее другая великая песня Le mal de vivre. Неслучайно именно песней Le jour se leve encore она завершала свои последние концерты в “Шатле”:

Когда ты больше не веришь
В то, что потеряно навсегда,
Когда обманут, разочарован, убит,
Ты падаешь на землю
И, одинокий, больше ничего не можешь…
Ты все равно увидишь, что день занимается снова
И снова встает солнце.

Она пела эту песню грозно и отчаянно, в ритме негритянских спиричуэлс, выросших из невольничьих песен американского Юга. Она как виртуозный исполнитель аккомпанировала себе на рояле – этим был потрясен ее биограф Ален Водраска, которому посчастливилось побывать на том концерте. Она молила и заклинала: даже если человек-шакал убьет ребенка, если земля ослепит падающий самолет, даже если ты не веришь в восход, помни, что он все равно наступит.