Барбара. Скажи, когда ты вернешься?

“Юбер в Абиджане был важной персоной, – вспоминал Люк, – очень импозантный, с прекрасной выправкой, он служил советником президента, жил в роскошном доме и был окружен множеством чернокожих слуг из местных. Я декорировал его спальню, а по вечерам мы пили и разговаривали. Он любил артистов, у него было много пластинок, но про одну – а это как раз было ее «Время сирени», – он сказал: «Это тебе не должно понравиться». И смущенно добавил: «Это моя женщина». Тогда между ними уже пробежала кошка, она не хотела переезжать в Абиджан. Однажды он даже признался: «Знаешь, вы с Барбарой очень похожи. Оба сильные, страстные и абсолютно неподходящие для жизни». Когда я возвращался в Париж, он попросил меня зайти к ней. Почему? Я до сих пор не знаю.

Она пела в L’Ecluse. Я нашел ее… интересной. Мы стали встречаться в кафе La Boule d’Or на площади Сен-Мишель. Она захотела увидеть мою мастерскую, а потом и место, где я живу. Ситуация складывалась щекотливая. Я послал в Абиджан первую телеграмму: «Тебе лучше вернуться». Она обольщала и ворковала: «О, не стесняйтесь, я могу спать и на канапе…» Я послал вторую телеграмму: «Приезжай немедленно». Он вернулся, но уже было поздно. Мы встретились в отеле «Лютеция» за бутылкой виски. Он спросил: «Ты прогуляешься со мной?» – «Какие прогулки! Я тебя предупреждал, ты мне не ответил. Эта женщина вошла в меня, и я не знаю, что делать». Он ответил: «Да ладно, у нас с ней все уже кончилось»”.

Неправда. Иначе не стал бы Юбер Балле через полвека с лишним с горечью, в деталях вспоминать их с Барбарой последнюю, завершившую отношения встречу: “В мае 1962 года мой брат провожал меня на машине в аэропорт Орли. Барбара тоже пришла – как всегда, как будто ничего не случилось. Но возле нее, на заднем сиденье, я увидел Люка Симона…”

Для Юбера все кончилось, а для Люка все только начиналось. Ему 36, ей – 31. В 1962-м, в разгар романа с Барбарой, он разводится с художницей Франсуазой Жило, которая родила ему дочь Аурелию. До него Франсуаза десять лет жила с Пабло Пикассо и написала книгу “Моя жизнь с Пикассо”, герой которой, гениальный художник, выглядит настоящим тираном по отношению к женщинам. Пикассо был в ярости и после выхода этой книги полностью прекратил отношения с их общими детьми – Клодом и Паломой, которые так и не видели отца до самой его смерти. Люк сохраняет со своей падчерицей Паломой дружбу и уже в 1970 году оформляет вместе с ней спектакль “Мадам”, главную роль в котором играла Барбара, – не слишком удачный ее театральный опыт, прохладно встреченный и зрителями, и критикой.

Наверное, они тоже пытались наладить совместную жизнь – ведь ему не надо было уезжать из Парижа в Африку, как Юберу. Все было сложно. Они не знали полутонов ни в искусстве, ни в отношениях, а черное и белое никак не перемешивались и вместе могли дать только серый оттенок. Она – хищная птица с орлиным клювом, всегда в черном (во всяком случае, именно такой она предстает на многочисленных рисунках, сделанных им в начале шестидесятых), ведет ночной образ жизни. Он – в белом халате или белой рабочей куртке – целый день пропадает в своей мастерской, а ночью предпочитает спать. Он зовет ее Дива или Королева, а сам напоминает благородного Шевалье, которого сыграл в фильме Робера Брессона “Ланцелот озерный”. Там у него скульптурной лепки лицо и пронзительный взгляд.

Вот каким его вспоминает Мари Шэ, помощница Барбары в 1966–1970 годах: “Вечер в квартире на Ремюза. Там все оформлено в голубых, серых и белых тонах, черное пианино стоит в окружении черной антикварной мебели начала девятисотых годов, всегда много цветов (поклонники чаще всего дарили ей длинные темно-красные розы баккара), овальных зеркал. Повсюду разбросаны ее золотые браслеты… И афиши Фрагсона и Иветт Жильбер на стене. «Надо познакомить вас с Симоном», – говорит хозяйка. Звонок, и я вижу перед собой необычайно красивого и элегантного мужчину. Я смотрю на него и понимаю все: почему они были любовниками, почему он ушел, почему вернулся, но все уже кончено, страница перевернута, об этом говорят их взгляды. Тогда я не знала, что еще долгое время буду свидетелем их нежной и верной дружбы, которой обернулась былая страсть такой силы, что вообще непонятно, как они вышли из нее живыми. Он был неотразим. Безупречные блейзер, рубашка и галстук. Галантен: букет красных роз Диве и по одной розе остальным дамам. Барбара захотела устриц – скоро мы все уплетали fruits de mer. Как я тогда не влюбилась, я не знаю”.

В 1969 году он сделает ей подарок – оформит квартиру в доме 112 на рю Мишель-Анж (названа так в 1864 году в честь Микеланжело Буонаротти), которую она недолго снимала после того, как уехала из дома на рю Ремюза. Больше в Париже у нее своей квартиры никогда не было – не нашлось Юбера, который бы озаботился этой проблемой. Начиная с лета 1973-го единственное принадлежащее ей жилище – старый дом в Преси-сюр-Марн.