Барбара. Скажи, когда ты вернешься?

Сказочная история гораздо сложнее. Появившийся, как Венера из пены морской, прекрасный Анджело влюбляется и в таинственный город, и в странную Женщину ночи, и в вампира-Солнце – и в безжалостной схватке (ее яростно, брутально поставил Бежар) убивает его. Потом Солнце (на самом деле это, конечно, символ искусства) воскреснет и погубит самого Анджело, и Женщина ночи отвезет его на гондоле все на тот же остров Сан-Микеле. Прибавьте музыку Вагнера и Бетховена, танцы бежаровской труппы прямо перед Дворцом дожей, сума– сшедшую пластику Хорхе Дона и песни нашей героини. Сначала она, аккомпанируя себе на черном рояле, поет Amour magicien (“Магическая любовь”) – их с Брелем любовную партию из “Франца”. Судя по всему, Бежар особенно любил эту песню – в своем балете “Брель и Барбара” он использовал фрагмент из фильма, и в то время как артисты танцевали, на огромном экране катились на своих велосипедах куда-то в будущее Брель и Барбара, и все взоры, поверьте, были устремлены на них.

Ты больше ничего не можешь изменить,
Магическая любовь,
Иди своей дорогой.
В конце моей жизни
Погасли бумажные фонарики
И завершился праздник.

Будет еще танго —“Кумпарсита”, им в том же 1976-м покорили весь мир наши фигуристы Пахомова и Горшков. Анджело приглашает Женщину ночи на танец – и надо видеть, как двигается Барбара! Для тех, кого он любил, Бежар ставил гениальные танцы. Она появляется под звуки настраивающегося перед концертом оркестра вся в длинном черном, переливающемся блестками платье. В ней столько шика и элегантности, столько эротики, и прощания с молодостью, и упоения этой молодостью, которая на самом деле вечна. Да только от ее рук нельзя оторвать глаз – неслучайно Хорхе Дон ревниво смотрит откуда-то сбоку. И все венецианские кошки на набережной багоговейно внимают ей – замечательный кадр… А главное: сам Бежар откровенно любуется ею. Для него она так же прекрасна, как сама Венеция. Пусть она просто ходит, что-то говорит, даже не обязательно поет – так смотрели на экранных див большого кино влюбленные в них режиссеры.

В своих мемуарах она ничего не успела сказать о Бежаре. А он, по словам Михаила Барышникова, всегда носил в своем портмоне две фотографии – Симоны Синьоре и Барбары. Неизвестно, знала ли она об этом.

История ее знакомства с Барышниковым подробно описана им самим. Впервые он услышал ее голос в 1970-м: пластинку подарила его поклонница-парижанка в Лондоне, где проходили тогда гастроли Кировского театра. Он вернулся с этой пластинкой в Ленинград, в свою коммуналку на Петроградской стороне, поставил ее на проигрыватель, “и в этот момент что-то во мне оборвалось”. “Мне очень хотелось понять, о чем она поет. И тогда я стал учить французский с утроенным усердием. Подвигла меня на это только она”. Прошло много лет, в 1974-м Барышников на гастролях в Канаде принимает решение остаться на Западе, и вот он уже снимается в Лондоне в фильме “Белые ночи”. Композитор – Мишель Коломбье. Слово за слово, танцовщик признается в своей любви к Барбаре. “Тут повисла неожиданная пауза. «Так это я сделал аранжировки всех ее песен. Барбара – моя самая близкая подруга». Мы еще долго про нее говорили. И вдруг он меня спрашивает: «Можешь мне дать свой номер телефона?» Я дал, даже не предполагая, что он собирается дальше делать. А он набрал Барбару и попросил ее мне позвонить. Мол, есть такой русский парень, танцовщик, любит твои песни. Никогда тебя не видел. Говорит немного по-французски. Поговори с ним. Она ведь и имени моего не слышала. В три часа ночи у меня в отеле звонок. Голос в темноте. Кто это? – Барбара. Она не говорила ни на одном языке, кроме французского… я дико напрягся. Чувствую, что уши красные. Боюсь перепутать слова. А она: «Да говорите, как умеете, я пойму». Собственно, весь разговор вертелся вокруг одного вопроса: «Почему я? Почему вы выбрали меня?» Я пытался ей объяснить, как умел. Может быть, тембр голоса. Половину слов я по-прежнему не понимал. Лирика Барбары сложна. При внешней бардовой простоте, она – поэт сложный, многое шифрующий в слове, играющий словом. На первый взгляд она совсем не метафорична, все просто, и вдруг какой-то обрыв в вечность, в философию, в какую-то немыслимую глубину, куда и заглянуть страшно”.

Надо ли говорить, что после таких слов – абсолютно точных, кстати, – ему было обеспечено место в ее сердце. Она даже пригласила его к себе в Преси, где он однажды прожил целых пять дней. Но, что любопытно, никогда, несмотря на многочисленные приглашения, не бывала в Париже на его выступлениях: боялась разочароваться и испортить дружбу? Тем не менее 28 июня 1986 года она летела в Нью-Йорк, чтобы выступить вместе с ним на сцене Метрополитен опера в гала, посвященном столетию знаменитой статуи Свободы, которую, как известно, Америке подарила Франция. Участвовали также Рудольф Нуреев и американские и французские артисты балета.