Барбара. Скажи, когда ты вернешься?

Соседи вспоминали о ней с теплотой. Да, она редко выходила из дома, казалась замкнутой и очень сдержанной, но ведь и ее можно понять: были времена, когда поклонники ночевали возле ее дома и даже карабкались по каменным стенам вверх, чтобы заглянуть в ее окно! Все в один голос говорили корреспондентам, наводнившим деревушку в ноябре 1997-го сразу после ее смерти: она много помогала детям и старикам – подарки на Рождество, лекарства, продукты. Даже оплачивала им какие-то поездки. Все анонимно – но, конечно, в Преси все знали имя дарителя. Мэр вспоминал, как совсем незадолго до смерти она смеялась в ответ на его благодарность: когда я совсем состарюсь, тоже буду иметь право на подарки, как это будет приятно. В разгар борьбы со СПИДом на ее деньги и по ее инициативе в мэрии были установлены две большие коробки с презервативами, которые мог взять любой желающий: деревня была немного шокирована, но смирилась.

Преси и сегодня похоже на сонное царство: блуждая по поселку средь бела дня, мы встретили только одного человека – очень и очень пожилого господина, подтвердившего с важным видом, что она здесь жила и что она была la belle. Кто бы сомневался.

Когда она могла петь, ей действительно было все равно, где жить. Когда голос ушел, она уговаривала себя, что надо радоваться каждому дню и каждому мгновению. Теперь уже никто не узнает, научилась ли она этому, слушая колокольный звон во время мессы из церкви напротив, выходя по утрам в сад, или только притворялась. Дом молчит. И никого не пускает внутрь.

Последний альбом

Нет, она сдалась не сразу: после ада последнего “Шатле”, когда были отменены парижские концерты, она упорно лечится и пытается восстановить голос. Умные врачи советуют: завязывайте с кортизоном, он погубит вас, попробуйте гомеопатию. Но она не умела ждать, а привычное лекарство давало иллюзию быстрого обретения формы. И вот вопреки всем советам медиков в конце января 1994 года она отправляется в большое турне по Франции, Бельгии и Швейцарии. Все это немного отдавало безумием: выступления в тридцати четырех городах менее чем за два месяца! Концерты почти каждый день, в том числе в больших залах Бордо, Брюсселя, Руана и многих других. Но ее невозможно было переубедить. В турне публика готова носить ее на руках, верный стафф беспокоится только о ее здоровье. Кто-то вспоминал: она пела a tombeau ouvert – дословно “перед раскрытой могилой”, то есть страшно рискуя, подвергая себя смертельной опасности. “Добрый” Романелли, по сей день не простивший ей ничего, говорил в одном из интервью, как еще накануне концертов в “Могадоре” в 1990-м (за три года до последнего “Шатле”!) кто-то в прессе злорадствовал: “Хроника одной смерти объявлена”. А сам он слышал разговор двух парней возле театра:

– А она еще ничего, наша старушка!

– (Нецензурное слово), еще потянет немножко!

Наивно думать, что до нее не доходили отголоски таких разговоров. И этот последний тур балансировал между срывающимся голосом, почти шепотом, заглушаемым восторженными криками публики, и мгновениями самого настоящего чуда, когда голос вдруг обретал былую силу и настоящая Барбара являлась залу. Таков был концерт в Марселе во Дворце спорта 17 февраля, после которого изумленные журналисты писали, что ее голос и дикция абсолютно безупречны, как в молодые годы, а все присутствовавшие в тот вечер на этом представлении не забудут его до конца жизни.

И вот заключительный концерт во французском Туре, 26 марта 1994 года, конгресс-холл “Винчи” на две тысячи мест. Все как всегда: она в черном идет навстречу публике, широко раскрыв руки, подняв ладони к небу, она два часа под рев зала поет свои лучшие песни, но в финале – впервые в жизни! – неожиданно спускается в зал. Рукопожатия, объятия, слова любви. Слезы. “Я знала, что это мое последнее турне. Тогда каждый вечер я пела как в самый первый и самый последний раз в жизни. Публика по-прежнему была благосклонна ко мне, но… я боялась ослабеть и рухнуть на сцену. И потом ночью, садясь в машину, я вдруг поняла, что мое тело и мой рассудок до сих пор абсолютно игнорировали некую данность: мой возраст. Я не замечала, что жизнь и время проходят. Это было подобно землетрясению. В тот самый миг я твердо решила, что ухожу”.

И хотя позже в своих мемуарах она напишет, что в этот же самый миг, садясь в машину, она не чувствовала себя “опустошенной, больной, разбитой вдребезги женщиной”, что делать дальше, она тогда не знала. Жизнь теряла всякий смысл. И последней соломинкой утопающего стало решение записать новый альбом.

Хорошие музыканты, более совершенная, чем раньше, техника звукозаписи – все это поможет преодолеть изменения, происшедшие с голосом! Она подготовит не просто диск – это будет концерт, продолжится диалог с теми, кто ее любит. Но сможет ли она в замкнутом пространстве с глухими стенами, тет-а-тет с бездушной машинерией петь так, как раньше?