Барбара. Скажи, когда ты вернешься?

Барбара обращается к Паскалю Негре, новому президенту Universal Music France. “Она мне позвонила, она говорила очень быстро, голосом маленькой девочки, голосом ангела. «Я хочу сделать альбом, приезжайте ко мне». И вот я еду в Преси. Это глушь, я заблудился и опоздал. Ее слова прямо на пороге: «Месье президент, вы приехали вовремя, это альбом. Четверть часа опоздания: три названия. Полчаса: шесть. Три четверти часа: девять…» Я наконец встретился с этой женщиной, величественной, смешной, одетой в белое с головы до ног, сумасшедшей, обескураживающей. Я сказал, что хотел бы послушать новые песни, она села за фортепьяно и устроила настоящее шоу – потрясающее. На свое несчастье, я дал ей номер своего домашнего телефона. И вот ни свет ни заря ее звонок: «Алло? Я видела последнее фото Джонни, его волосы, это невозможно. Вы ему передайте это от меня, я вас обнимаю». Отношения с ней были очень нежные. Удивительные. Эта взрослая женщина оставалась ребенком”.

В июне 1996-го в Преси начались репетиции. Там почти поселился Жан-Ив Бийе, которого она назначила исполнительным продюсером и который потом много раз готов был бежать куда глаза глядят. Как и семь музыкантов (четыре, с которыми она уже работала, включая верного Ришара Гальяно, сменившего некогда Романелли, и три новых). Они работали по 14 часов в сутки! Они жаловались на нее Бийо, она жаловалась ему на них, она всем и всегда была недовольна, требуя совершенства, и когда он уже приходил в отчаяние, рано утром раздавался звонок, и она говорила самым нежным голосом из всех возможных: “День наступает, Будда, все отлично” (Le jour se lève encore – название ее песни, Будда – его прозвище). Так продолжалось два месяца, пока наконец все они не переступили порог студии звукозаписи “Мега” в Сюрене в пригороде Парижа. Туда переехали ее знаменитый табурет для фортепьяно, ее кресло-качалка, очки-стрекозы и экстравагантные тюрбаны, под которыми она прятала редеющие и седеющие волосы. Входить туда посторонним не разрешалось под страхом смертной казни, она сама написала и прикрепила на дверь записку с пространным объяснением, почему это невозможно. Там ярость тоже сменялась признаниями: “Простите меня… Я всего лишь старая певица, которая боится…”

Жан-Ив Бийе был поверенным еще одной тайны: в разгар работы она на неделю ложится в больницу, умоляя его все держать в секрете. Возможно, воспаление легких – их она перенесла несколько. “Все пройдет, Будда, все нормально”. Он один знал, как она боялась, что не сумеет окончить работу, что альбом провалится, но никогда при этом не говорила с ним о болезни и ни на что не жаловалась, уговаривая его и себя: “Я совершенно счастлива”. Но когда работа, кажется, близилась к концу, она заявила ему: “Все не то, я не певица оркестра, надо все переписать!” И все началось заново.

Альбом Barbara (“Барбара”) вышел 6 ноября 1996 года, в день смерти ее матери. Спустя ровно тридцать лет. Двенадцать песен. Только три уже звучали прежде – воспоминание о войне Il me Revient (“Ко мне возвращаются…”), Sables mouvants и Les Enfants de novembre (“Дети ноября”). Остальные все новые.

Он совсем не похож на предыдущие, этот альбом. Более сложная аранжировка. Много драматических, почти театральных текстов. Звук, доведенный до совершенства, у тех, кто ей аккомпанирует. Технически безупречный звук ее собственного – все равно другого, не такого, как прежде, голоса. И эта выверенность, тщательность отделки, sophisti-cation – “изысканность, высшая степень сложности и совершенства”, о которой писали все критики, как-то пугает и не слишком идет ей. Это как у Толстого про умирающего князя Андрея: “Он стал слишком хорош, чтобы жить”. Конечно, все песни этого альбома интересны. Они к тому же очень разные. Но, на мой субъективный взгляд, есть две, которые напоминают о прежней, великой Барбаре и выражают то, о чем ей крайне важно было сказать перед уходом.

Vivant poeme – любой перевод звучит высокопарно, а там необычайно простые слова.

Живи, просто живи —
ты не вернешь мечты детства,
но мир – это надежда.
Он иногда показывает зубы и защищается,
но он будет любить тебя настолько,
насколько ты сам его любишь.
Иди ему навстречу и ничего не бойся!
Поэма жизни – это ты сам,
и она будет столь длинной и прекрасной,
сколь ты способен любить.