Читаем Барин и крестьянин в России IX–XIX веков. Влияние исторических событий на земельные отношения во времена Киевской Руси, в монгольский период и последние 150 лет крепостного права полностью

Фактический раздел земли был трудоемкой и сложной задачей. Руководство общины должно было разделить поля на куски примерно одинакового размера и, что более важно, равной продуктивности. Для этого им необходимо было знать плодородие, топографию, доступность, дренаж и все остальные относящиеся к делу факты в отношении всей общинной земли. Затем они разбивали общую площадь на несколько полей одинакового качества и делили каждую единицу на полосы примерно одинакового размера и формы. Эти полоски распределялись по общинным дворам, каждый из которых получал количество полосок, соответствующее количеству душ или тягла во дворе. Таким образом, наделы каждого двора разбивались на отдельные участки, разбросанные по ряду полей.

При выполнении этих сложных операций крестьяне, не владевшие профессиональными методами измерения земли, прикладывали немало усилий и изобретательности. Опытные землемеры и податные чиновники проверили работу некоторых общин Воронежской губернии и нашли ее поразительно точной.

Существовало немало вариаций и в самих методах, используемых общинниками для распределения земельных наделов между своими членами. Однако описание метода, использовавшегося в Рязани в 1850-х гг., дает нам иллюстрацию общей линии процедуры. В общинах государственных крестьян этой губернии, после классификации и раздела земли мирскими чиновниками, мужчины делились на группы равного размера.

В деревне, скажем, в 200 человек были сформированы четыре группы по 50 человек в каждой. Группы тянули жребий, дабы определить, какие поля они получат. Затем каждая группа делила полученные поля на столько равных частей, сколько душ было в группе. После чего участники группы тянули жребий, чтобы решить, какая из этих частей достанется им. Если в общине имелось нечетное количество душ, скажем, 203, то земля для дополнительных трех распределялась индивидуально. Крепостные общины в Рязани следовали той же процедуре, за исключением того, что они делились по тягловой единице, а не по душам.


Передел предоставлял равное количество земли каждой душе или тягло в общине. Но в каждом дворе не обязательно было одинаковое количество работников, так что в индивидуальных хозяйствах имелись участки разного размера. Точно так же в деревне, где производилось уравнивание участков, количество земли, принадлежавшей каждому двору, варьировалось. Таким образом, внутри каждой деревни, а также между деревнями существовала значительная разница в фактических размерах крестьянских наделов.

Однако собранные правительством данные позволяют произвести оценки среднего количества земли, принадлежащей индивидуальному крестьянину. В.И. Семевский, используя сведения, собранные в последней четверти XVII в. по 20 губерниям (13 в нечерноземных и 7 в черноземных), пришел к выводу, что на каждого крестьянина на оброке приходилось в среднем 13,5 десятины, в том числе 4 десятины пашни, а на каждого барщинного крестьянина – 10,6 десятины, в том числе 3 десятины пашни. У последних средний размер надела был меньше, так как часть земли занимала барская запашка. У помещиков, требовавших только оброка, не имелось барской пашни, так что вся земля оставалась доступной для использования крестьянами. Семевский также выявил, что средний размер надела на одного крестьянина в тринадцати нечерноземных губерниях был больше, чем в семи черноземных губерниях, но количество пахотной земли на одного крестьянина было меньше. Средний размер крестьянского хозяйства на оброке в тринадцати нечерноземных губерниях он оценивал в 15,4 десятины, в том числе 3,8 десятины пашни, а средний размер на барщине – в 11,2 десятины, в том числе 2,5 десятины пашни. В семи черноземных губерниях он установил среднее землевладение на оброчного крестьянина в 10,2 десятины, в том числе 4,4 десятины пашни, и в 10 десятин, в том числе 3,5 десятины пашни на барщинного крестьянина.

Однако оценки Семевского сильно завышены. Его источники давали информацию о площади, крестьянском населении и о характере повинностей, которые оно должно было нести. Но они не содержали сведений о фактическом количестве земли, принадлежавшей каждому двору или крестьянину. Он пришел к своим оценкам, разделив площадь имений, на которых собирался оброк, на число крестьян в них и объявил полученный результат средними наделом оброчного крестьянина. Он следовал той же процедуре для подсчета надела барщинного крестьянина, за исключением того, что он вычел 1,5 десятины из результата деления, дабы учесть барскую запашку. Следуя этому методу, он включил в свои оценки пастбища, леса и пустоши. Но крестьяне пользовались пастбищами совместно, помещики, как правило, сохраняли за собой леса, а пустоши оставались в непаханом и неразделенном виде.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное