Тем не менее ограничения, которые непосредственно касались права свободного крестьянина приходить и уходить, когда ему заблагорассудится, уже существовали в эту эпоху. Самое распространенное ограничение заключалось в запрете покидать своего хозяина, кроме как в определенное время в течение года, и то только после того, как крестьянин заранее уведомил барина о своем намерении. Предположительно время выхода устанавливалось по обоюдному согласию, когда крестьянин заключал договор об аренде с барином, или, возможно, это был общепринятый и традиционный договор. Так или иначе, в течение XV в. такая практика превратилась в правовую норму. Самая ранняя известная законодательная попытка установить единообразие во времени выхода содержалась в Псковской грамоте (1396 и 1467). В одном из ее параграфов начало Филиппова поста (14 ноября) устанавливалось как время расторжения договоров аренды. В середине XV в. Ферапонтов монастырь пожаловался князю Михаилу Андреевичу Белозерскому на то, что крестьяне, бывшие у него в долгу, переманиваются другими землевладельцами в период, неудобный для монастыря, и что после выхода этим крестьянам дается двухлетний срок, дабы вернуть долги без процентов. Князь приказал, чтобы крестьянам дозволялось покинуть земли Ферапонтова монастыря только за две недели до и через неделю после Юрьева дня (25 ноября, в праздник Святого Георгия), но при условии, что они рассчитаются со всеми долгами до своего ухода. В другой грамоте князь Михаил издал общий указ, устанавливающий этот период единственным законным временем для выхода крестьян. Примерно в то же время московский князь Василий II наделил настоятеля Кирилловского монастыря полномочиями препятствовать выходу крестьян с земель этого монастыря в любое другое время, кроме Юрьева дня и через неделю после него. В 1460-х и 1470-х гг. князья Андрей Васильевич Белозерский и московский князь Иван III в своих грамотах монастырям ссылались на Юрьев день как на время крестьянского выхода.
Две другие дошедшие до нас грамоты XV в. налагали запрет на выход крестьян в любое время. Эти грамоты были выданы Свято-Троицкому монастырю московским князем Василием II между 1455 и 1462 гг. Одна из этих грамот предоставляла монахам право вернуть крестьян, ушедших с монастырских земель в район Углича – в имения, принадлежавшие самому Василию II или его боярам, а также давала распоряжение, чтобы никто из крестьян, проживавших в углицких владениях монастыря на момент выхода грамоты, не мог уйти. Другой запрет касался выхода старожильцев, проживавших на собственности Свято-Троицкого монастыря в Бежецкой пятине. Эти два документа были уникальными для своего времени из-за полного запрета крестьянского выхода. По предположению одного историка, это могло объясняться определенными политическими амбициями Василия II. Тогда он только что установил свою власть над Бежецком и Угличем после длительной междоусобной войны. Чтобы укрепить власть над этими областями, он стремился заручиться поддержкой богатого и влиятельного Троицкого монастыря[12]
, которому он предоставил полный контроль над переходом своих крестьян-арендаторов в этих местах.Заключительный этап в установлении фиксированного периода как единственно законного времени, когда все крестьяне в любом месте могли отказаться от своих наделов, пришелся на конец века. Но затем Московское княжество установило свое главенство над всеми прочими князьями и над городами-государствами и могло издавать законы для всего государства. В Судебнике Ивана III, вышедшем в 1497 г., подтверждается право свободного крестьянина предупредить о своем уходе и покинуть арендодателя при условии выполнения всех взятых перед ним обязательств. Но по закону крестьянин мог выйти только за неделю до и после Юрьева дня осенью. Кроме того, чтобы получить дозволение на выход, он должен был заплатить помещику «пожилое» (плату за выход) в качестве компенсации за свой уход и оставление дворовых построек пустыми. Размер пожилого зависел от продолжительности пребывания на дворе, а также его нахождения – «в лесах» или «в полях». «В лесу» не обязательно означало на самом деле в лесу, но, как и «лес» и «бокаж» в средневековой Англии и Франции, эти термины означали, что лес находился где-то поблизости. «В полях», как champion в Англии и champaign во Франции, означало открытую или относительно безлесную местность.
«Дворы пожилые платят в полех за двор рубль, а в лесех полтина». Далее мы находим уточнение, касающееся крестьян, недолго проживших в волости: «А которой христианин поживет за ним год, да пойдет прочь, и он платит четверть двора, а два года поживет, да пойдет прочь, и он полдвора платит, а три годы поживет, а пойдет прочь, а он платит три четверти двора, а четыре годы поживет и он весь двор платит»[13]
.