Барон Унгерн и Гражданская война на Востоке

Унгерн вначале грубо отказался от услуг старых боевых офицеров, но неумолимая потребность в знающих свое дело людях заставила его вскоре мобилизовать их. Во главе частей Унгерн ставит своих людей, обыкновенно малограмотных, но преданных ему палачей, помощниками же к ним назначает опытных, боевых офицеров из «мобилизованных», которые, под наблюдением своих «начальников», руководят боевыми операциями. Так, у есаула Хоботова бывшего извозчика, помощником – боевой офицер, георгиевский кавалер полковник Кастерин, у поручика Линькова, бывшего шофера, помощником – Генерального штаба подполковник Островский и т. д.

За последнее время особенно «не везло» полковникам, что видно хотя бы из одного перечня фамилий казненных: полковник Хитрово, полковник Дроздов, полковник Михайлов, полковник Тур, полковник Полетика, подполковник Яхонтов, полковник Лихачев, полковник Архипов, полковник Лауренс и отправленные всадниками в дисциплинарную Тибетскую сотню – полковник Зезин, полковник Шевелев, полковник Домажиров. Большинство колчаковцев, один семеновец (Архипов), два своих (Лихачев, Лауренс). Казненным и поротым «маленьким» офицерам нет числа. Дикие расправы Унгерна над офицерами и солдатами, человеческое достоинство которых всячески принижается (только один генерал Резухин пользовался до последнего времени привилегией личной неприкосновенности) (примечание 13. – Б.С.), ведет к невероятному озлоблению, к непрекращающемуся дезертирству. Примером может служить капитан Сементовский, кадровый, боевой офицер (из мобилизованных). Когда в июне текущего года Унгерн был разбит красными, потерял всю артиллерию и едва выскочил сам, капитану Сементовскому путем нечеловеческих усилий удалось спасти (вывести) обоз из 200 верблюдов и 200 подвод, груженных боевыми припасами (свыше миллиона одних японских патрон к винтовкам), артиллерийским грузом, провиантом и т. д. Разгоряченный неудачей Унгерн налетел на явившегося с докладом Сементовского, приказал «всыпать» ему 200 «ташуров» (что и было немедленно исполнено) и пообещал: «Если покажешься на глаза – задавлю». Через два дня весь обоз попался красным и не возвращался. В отряде говорят, что избитый капитан Сементовский (начальник всех транспортов) вместе со всей командой передался красным. Отряд лишился последнего.

Офицеры, как и солдаты, всячески старались уйти от Унгерна.

Борясь с «дезертирством», барон думает остановить его особенно лютыми казнями над пойманными.

(Я выпускаю часть записок, описывающих сожжение прапорщика Чернова, в которую вкрался ряд неточностей, ввиду того, что в то время, когда писались записки, – солдаты и офицеры Унгерна находились еще во власти навеянного Унгерном террора, и трудно было получить верную информацию. Впоследствии рассказы о смерти поручика Ружанского и прапорщика Чернова были мною проверены опросом целого ряда свидетелей. Здесь я помещаю те сведения, которые я получил позднее написания записок «Об Унгерне»).

Одним из самых громких побегов был побег адъютанта дивизии поручика Ружанского, который, стерев две написанные карандашом записки Унгерна и, оставив лишь подпись, сам вписал новое содержание, по которому предписывалось, в одной записке, выдать ему, Ружанскому, пятнадцать тысяч золотых рублей, в другой: оказывать всяческое содействие в его командировке в Китай, в Хайлар. Казначей Бочкарев побоялся ночью беспокоить штаб, но терзаемый сомнениями, на другой день рано утром сообщил о выдаче денег и о своих подозрениях Жене Бурдуковскому. Накануне ночью Ружанский бежал с деньгами в Бревен-Хит, где находился лазарет и при лазарете жила его жена.

Ружанские были на редкость подобранная пара: оба молодые, красивые, из хороших семей, и сильно любившие друг друга. Ружанский был студент Петроградского Политехникума, Ружанская кончила Смольный институт. Ружанский сбился с дороги и прибыл в лазарет на полтора часа позже высланной погони. В это время Ружанская уже была арестована.

По приказанию Унгерна, Ружанского подвергли пытке, затем, «чтобы не бегал», – перебили ноги, «чтобы не крал» – руки. Его жена была отдана солдатам и вообще всем желающим. В течение пяти часов свыше пятидесяти человек всадников – русских, бурят и монгол, делали над ней все, что хотели. Для характеристики нравов упомяну, что один из раненых офицеров, поручик Попов, хорошо знавший Ружанских, также «не выдержал» и, покинув лазарет, прошел в юрту, где лежала полуобезумевшая женщина, дабы использовать свое право. Ружанскую привели в чувство и заставили присутствовать при казни мужа, изуродованное тело которого было повешено на вожжах в пролете китайских ворот. Затем Ружанскую расстреляли. При расстреле ее заставили присутствовать всех женщин, находящихся при лазарете, дабы они могли в желательном смысле влиять на помышляющих о побеге мужей.

Ружанский случайно не присоединился к офицерам так называемой Офицерской сотни, бежавшей в полном составе и настигнутой погоней, перебившей бежавших офицеров (примечание 14. – Б.С.).