Башня любви

Махая неловко руками, я двинулся за город к мысу Мину, инстинктивно направляясь в сторону маяка...

Я шел, опустив голову, с ощущением боли-в глазах, и с изумлением разглядывал свои ноги, двигающиеся по земле. Только это одно доставило мне удовольствие. Мало-по-малу, пейзаж начал принимать более деревенский вид. Вокруг укреплений по рытвинам песчаного берега зеленела маленькая травка, покрытая солью. Вот несколько жалких деревьев, кабаки, разрисованные зелеными листьями. Еще трава, уже более густая, более похожая на настоящую; несколько утесов, пасущиеся коровы, а вдали, в просветах между холмами, ставшими ниже, сероватый горизонт голубой стали: снова море.

Я был недалеко от маяка, перед небольшим, совершенно одиноко стоящим, домиком, когда начал крапать дождь. В Бресте, даже в июне месяце, дождь совсем не редкость.

Это меня окончательно расстроило. Я оделся во все новое: на мне была моя парадная форма и франтовская фуражка. Вернуться ускоренным шагом в город мне не хотелось. У меня мелькнула мысль зайти в эту лачужку и спросить, не знают ли ее хозяева, где можно купить щенка.

Он не особенно увеличит тяжесть тюка с провизией, а если связать ему ноги, то мы великолепно доберемся с ним до самой башни Ар-Мен. И пусть хоть все матросы „Святою Христофора” лопнут со смеха!

Черт! Я уже больше не думал о том, как бы повеселиться, я чувствовал теперь, что надомною тяготеет какой-то рок. Лучше заняться серьезным делом и подумать об устройстве своего жилища, раз оттуда не придется больше никогда выбраться.

Я вошел.

В окрестностях Бреста в каждом частном доме можно выпить, закусить и приобрести разную бакалейную мелочь. Торгуют как могут. В этом домике, очень маленьком и очень бедном, за окном было выставлено несколько банок, афиша шоколада Менье, да бутылка Перно.

Внутри — почти чисто. Пахло свежим молоком. Пол, выложенный красными каменными квадратиками, был посыпан песком. На полке блестели цинковые кружки, на прилавке возвышался букет сирени, вставленный в глиняный горшок. Хозяйка отсутствовала, и только на одном из стульев лежало начатое вязанье. Я забарабанил пальцами. Появилась старуха, спустившаяся с какой-то невидимой лестницы. Купив у нее две плитки шоколада и моток ниток, в придачу, я спросил:

— Нет ли у кого-нибудь из ваших знакомых щенка? Совсем маленького, чтобы взять его и вырастить?

— Нет! У нас тут ни у кого не имеется собак. Иногда все-таки можно найти. Нужно будет подумать. А вы, может быть, выпьете стаканчик чего-нибудь, да, подождете пока прояснит?

— В такую погоду не откажешься. Пусть пройдет дождик.

Я уселся перед прилавком, рядом с букетом сирени. Сирень была плохая, почти коричневая, плохо распустившаяся и уже наполовину увядшая, но для меня она олицетворяла весну, рождение которой я, изгнанник, не видел. Я вдыхал ее так... как внемлят Богу.

Хозяйка налила мне сидра, засеменила вокруг меня, открыла какие-то двери. Потянуло запахом хлева; где-то рядом была корова; через несколько минут старуха вышла совсем, так как я с ней больше не разговаривал, и принялась доить, оставив меня любоваться букетом.

Ну, и праздник!

У меня ныли ноги после нескольких пройденных километров, руки налились кровью и шумело в ушах.

Весь охваченный непреодолимым желанием отдохнуть, не говорить и не двигаться, я тихо задремал. Меня привел в себя молодой смех. Кто-то смеялся надо мной. Чтобы скрыть свое смущение, я взял букет сирени и принялся его нюхать.

— Вы не стесняйтесь. Отломайте себе веточку. Теперь сирень не особенно дорого стоит.

Я сконфуженно обернулся, точно вор, пойманный на месте. Мои глаза встретились с глазами женщины и утонули в них.

Это была девушка лет пятнадцати, довольно высокая для своего возраста, в юбке со складками и в бархатном корсаже, украшенном белой кружевной косынкой.

Очень темные волосы плоской, повязкой лежали на голове; короткий, очень прямой нос, злой или скорее насмешливый рот, и все лицо в веснушках.

— Вы очень великодушны, барышня, — ответил я сконфуженно. — Я с удовольствием отломаю себе кусочек.

Ей очевидно было приятно, что ее назвали барышней, так как она сделала движение плечами, какое обыкновенно делают дети, втягивая голову в шею, когда кто-нибудь ошибается относительно их.

— Вы не стесняйтесь, берите все, ведь его уже скоро нужно выбросить. У нас во дворе целый большой куст.

— Мне очень бы хотелось посмотреть его, — ответил я очень почтительно.

Она расхохоталась:

— Тетя, — закричала она, — наш покупатель хочет взглянуть На сирень во дворе.

Старуха ответила из хлева, где она доила:

— Ну, что же, проводи его, Мари.

Я пошел вслед за девочкой. Двор был расположен у подножия скалы. Шесть квадратных метров песка и гравия, окруженные плетнем. Навес, под которым навалены вперемежку вязанки хвороста, пучки водорослей, садовые инструменты и куча капусты.

В северном углу цвел куст сирени, конечно если можно назвать цветами, чахлые полураспустившиеся бутоны, точно безнадежно больные, едва выделяющиеся на серой зелени листьев.