Когда пришли офицеры, Бреславский построил батарею и объявил Терлоеву трое суток ареста. Тот немедленно отправился на губу, а Ромка почувствовал себя изгоем. "Да и хер с вами! — билась в голове злая мысль. — Мне с вами детей не крестить…"
Бреславский словно читал мысли. И как-то раз, вскоре после комсомольского собрания, вызвал Ромку на разговор. Он велел ему остаться, когда закончилось занятие с сержантами и все потянулись на выход.
— Скоро аттестация. И кровь из носу ты должен добиться дисциплины в отделении на все сто! И сам, смотри, не угоди в какое-нибудь говно, как ты умеешь! Ну, что молчишь?
— Так точно!
— Да не нужно мне твоё "Так точно", я с тобой по-человечески разговариваю. — Ромка знал цену этому "по-человечески" и не расслаблялся. — Как у тебя отношения с Рыжиковым? — Ромка пожал плечами. — Он тебя стебёт и правильно делает. Чтоб служба мёдом не казалась. Аты намотай на ус, устроишь залёт перед аттестацией, я тебя из младших сержантов разжалую. Вкупе со взысканиями по комсомольской линии на тебе можно будет поставить крест. А если всё отделение пройдёт аттестацию на отлично, получишь "Отличника Советской Армии" и третью лычку. Чуешь разницу?
Ромка чуял. Из кабинета комбата он вышел в раздрае. Нет, он больше не собирался подставлять Рыжикова и себя заодно. Но пройти аттестацию на отлично?! Учитывая наличие в отделении таких персонажей, как Попов, Акматов и Арсланов, это представлялось нереальным. Однако Бреславский знал, что предложить. В обычной ситуации ему бы на хер не спёрлось сержантское звание и "отличник" заодно. Но в той войне на уничтожение, что объявил ему Рыжиков при поддержке замполита, очередное звание и значок отличника служили мошной бронёй. В самом деле, не может же сержант и отличник боевой и политической подготовки быть плохим комсомольцем. Неувязочка получается. Значит, нужно вывернуться наизнанку, но зажать отделению яйца в тиски. И на хер это благородство, с которым он столько носился, у него нет другого выхода. Да и первый шаг с Терлоевым уже сделан. Тот, кстати, вернувшись с губы, делал вид, что ничего не случилось. Да и в батарее отношение к нему особо не поменялось. Во всяком случае, внешне никто не демонстрировал осуждения. Первый день пофыркали некоторые, но потом заткнулись, когда он, будучи на нерве, дал понять, что готов с каждым недовольным сходить в сортир и решить вопросы в индивидуальном порядке.
Он нашёл Арсланова и отвёл его в курилку, где никого не было. Их отношения изменились. На Кавказе уважают власть и силу. Ромка понятия не имел, уважает ли его Арсланов, но не считаться сданной сержанту властью тот не мог. Вода камень точит, а время и постоянный прессинг — кого угодно. И Халид, сохраняя чувство собственного достоинства, предпочитал при этом не залупаться лишний раз. Ведь, как гласит армейская поговорка, "не доходит через голову, дойдёт через ноги…"
— Халид, через месяц аттестация. — Тот смотрел на него из-под густых чёрных ресниц. Он был очень неглуп, этот ветфельдшер из Махачкалы. И хитёр. Моментально чувствовал собственную выгоду или, наоборот, засаду. — Бреславский поставил задачу, чтобы наше отделение прошло её на отлично. Ты знаешь, у меня залёты, и, если я не справлюсь, мне капец. Комбат так и сказал. Поэтому у меня нет выбора, — он замолчал и принялся пристально разглядывать собеседника.
— А я-то тут при чём?
— Ты сам догадываешься при чём. Без тебя я не справлюсь. — Лесть — ахиллесова пята многих сильных и мужественных кавказцев. — Ты должен взять на себя Попова и Акматова. Ты единственный, кого они послушают. — Но на одной лести на Кавказе далеко не уедешь. — И если мы справимся, я напишу рапорт, что выдвигаю тебя в командиры отделения вместо себя, когда уйду на дембель…
— На хер мне это надо…
Но по глазам Ромка понял, что попал в точку. Сильный и хитрый Арсланов был честолюбив.
— Надо, не надо — это тебе решать. Плюс сниму все наложенные от своего имени взыскания. Через пол года встанет вопрос с отпусками, лишним не будет.