— Всем находиться в сборе и быть в полной готовности.
Табунщики подгоняли звонкие косяки лошадей поближе к аилам, лихие джигиты наготове держали оседланных коней. У кулбараков собралось тоже немало вооруженных всадников.
Дозорные сообщили, что неприятель приближается. Земля дрожала, когда эта лавина двинулась на восток, чтобы не допустить сражения в аилах среди юрт.
Как огромная чаша, зеленая ложбина, окруженная горами, наполнилась морем людей, бряцанием оружия и несмолкающим грохотом. По одну сторону, готовые к бою, стояли всадники Асантая и Бармана, по другую, тоже готовые к отражению атаки, всадники кулбарака. Почти двухтысячное войско.
Выбивая нежную траву копытами, осатанело ржали кони, грызли удила, кусали друг друга и затравленно таращили глаза на небывалое конское скопище. Всадники выстроились ровными рядами и поспешно двинулись навстречу друг другу с перекошенными лицами.
Лишь немногие аксакалы, желавшие избежать драки, вполголоса рассуждали:
— Прежде чем устремляться друг на друга, следовало бы сперва повести переговоры. Возможно, противная сторона и согласилась бы на перемирие. Интересно, что скажут Асантай и Барман?
Конечно, в схватке с оружием в руках не все уцелеют, кто-то останется калекой. И после сражения племена надолго потеряют покой и согласие.
Но каждая сторона чувствовала, что задета честь и совесть рода, и требовала отмщения.
Перед тем как тронуться в поход, Барман выслушал свою байбиче Гульгаакы. Старшая жена, как всегда, спокойно и рассудительно сказала:
— Вражда никогда не приносила пользы народам. Если ты в силах, правитель племени, прошу тебя, предотврати кровавые междоусобицы.
«А ведь права байбиче, — думал неотступно Барман всю дорогу. — Кулбараки, конечно, виноваты, поэтому первыми не кинутся в бой. Если оскорбленный Асантай придет к согласию, то лучше всего мирно решить наш спор. Пусть обида покинет наши сердца и единодушие возвратится к народам…»
Враждующие стороны черной тучей съехались на полверсты, кулбараки остановились, как один человек. Группа всадников направилась к ближайшему холму, разделявшему противников. Сразу было видно, что эти достопочтенные люди не вооружены и что у них мирные намерения. Впереди — Назарбай, Абдылда, Санжар, старейшины и наставники кулбараков.
Остановились и Асантай с Барманом. Ненадолго. Затем Асантай вырвался вперед на своем упитанном, лоснящемся коне, — он грыз удила и брызгал пеной.
— Зачем остановились, Барман?! — громогласно прокричал Асантай. — Я не собираюсь с ними мириться!
В это время от группы Назарбая отделились три всадника и галопом направились к Асантаю и Барману. Подъехав почти вплотную, они скрестили руки на груди в знак особого почтения и передали приветственный салам.
— Ассалом алейкум, аксакалы! Там, на пригорке, вас ждут все старейшины рода кулбарак во главе с Назарбаем и Санжаром, — заговорил Сулайман, сидевший на вороном коне. — С древних времен мы жили по-добрососедски. Джигиты по молодости совершили ошибку. За это мы готовы держать перед вами ответ, каким бы суровым он ии был… Не только Назарбай, весь род кулбараков чувствует себя виновным перед вами.
Сулаймаи сложил вдвое свою плеть и склонился в легком поклоне, — так повелось с древних времен. Подобный знак почтения обычно унимал гнев даже самого разъяренного человека.
Барман, на первый взгляд, казался грозным и непреклонным в своем решении отомстить за поруганную честь, однако про себя он думал иначе: «А ведь именно о таком почтительном извинении говорила мне байбиче Гульгаакы. Раз уж дочь моя ушла по своей воле, не лучше ль все покончить миром?»
Но тут в справедливый ход мыслей Бармана вторгся Асантай.
— Ну и язычок у тебя остер, как я послушал твоих речей, — сказал он Сулайману. — Поезжай назад и доложи своему Назарбаю: он заживо похоронил меня своим поступком. Поэтому я отклоняю любое перемирие! Пока не разобью кулбараков на этом месте и не заберу свою невестку, пощады вам не будет. Поезжай и передай мои слова своим старейшинам.
Но посредники не трогались с места. Аксакалы, отправляя их сюда, внушили строго-настрого: «Вздумают вас избить — не сопротивляйтесь. Станут бранить — молчите. Толкуйте одно: мы виноваты, и распри нам ни к чему, желаем мирно разрешить нашу тяжбу. Помните, от добрых, теплых слов даже камни тают. На ласковое слово даже змея из норы вылезет. Склонитесь все трое — вы лучшие сыны рода кулбарак, мирные посланники — перед разгневанными предводителями Асаптаем и Барманом».
Негодование Асантая не утихло, и он опять зычно крикнул, чтобы посланцы возвращались. Они же спешились, протягивая поводья коней Асантаю и Барману, встали на колени и в знак покорности склонили головы.
Внемлите голосу благоразумия. Всю вину, какая бы она ни была, берет на себя не один Назарбай, мы отвечаем всем родом кулбараков. Мы согласны на любое наказание.
Асантай заколебался, когда со всех сторон, перебивая друг друга, зашумели старейшины двух родов.