Батийна

Пятьсот валухов

Серкебай, — пожалуй, самый богатый человек в округе, — давно собирался в Андижан. К этой поездке он готовился тщательно и не спеша, слуги откармливали и обихаживали не только коня, но и пятьсот лучших валухов.

Когда склоны гор покрылись осенней позолотой, в дальнюю дорогу погнали отару упитанных животных. Серкебая торжественно провожали все родственники и друзья.

— Пусть дорога ваша будет ровной и сам Кызыр вам сопутствует. Желаем вам совершить много удачных покупок и благополучно вернуться. Аминь!

Джигиты, не раз сопровождавшие бая на ярмарки и базары, медленно погнали валухов. Овцы не торопясь пощипывали жухлую траву. Сам бай, чтобы не тащиться с отарой, выехал вперед с дружками, как бы показывая путь. Серкебай не торопился и никого не торопил. Он отдавал себе отчет: если валухов гнать своим ходом, давая им возможность щипать траву, пить воду и отдыхать, они не потеряют своей упитанности до самого Андижана и пройдут все по сходной цепе. Отара шла в западном направлении по незаселенному, с обильным травостоем ущелью. Текли, брели овцы, словно крупные белые жемчужины.

Уже более десяти дней, как бий сменил свое насиженное место в теплой юрте на тряское седло. К этому времени Серкебай со своей свитой подъезжал к аилам большого рода чоро, занимавшего пологие склоны гор с открытыми, обширными пастбищами.

Серкебай восседал в седле, предвкушая скорую бойкую торговлю. Сопровождавшие джигиты вселили в него уверенность в удаче:

— С благословения покровителя коммерции Иман-мазама наше дело нынче должно увенчаться успехом. Валухи откормлены на славу. Можете надеяться, мирза, вас ждет полная пазуха денег.

Желая показать великодушие, доброту и щедрость, Серкебай сказал, подделываясь под муллу, многозначительно поглаживая бородку:

— Слава аллаху, он милостив и всемогущ. Да не напрасной будет наша многотрудная, многодневная дорога… Завтра — всеобщий молебен мусульман. Где-то надо передневать, — в пятницу нельзя продолжать даже самый необходимый и далекий путь. Надо помыться и сменить пропыленное белье.

Из-за круглого склона открылось обширное пастбище, где паслось многочисленное стадо, а поодаль на еще зеленой лужайке раскинулся большой аил. Уже на подходе бросалось в глаза, что аил зажиточный, многолюдный: около юрт на привязи переминались крупные, упитанные кони, а на коновязи — кобылицы и жеребята. Невдалеке от аила на годовалых лошадках вездесущие ребята «драли козла», с шумом и визгом гоняясь друг за другом и отнимая драгоценный трофей — растрепанный кусок старой овчины.

Во многих юртах варили, жарили, кипятили — над куполами курился светло-голубой дымок, медленно стлавшийся под легким осенним ветерком. В самой вместительной юрте, по-видимому байской кухне, в кипяченом масле жарили боорсоки, — оттуда тянуло приятно щекочущим ноздри запахом. На прпгорке толпились мужчины, о чем-то спорили.

— А, будь что будет, заглянем-ка в этот аил, — сказал Серкебай, понукая коня.

Погонщики со скотом остались позади: до захода солнца еще далеко, и не было нужды торопить отару.

Под дробный стук конских копыт поднялись на пригорок…

— Ассалом алейкум, — хором приветствовали проезжие сидящих на бугре.

Они рассматривали Серкебая и его провожатых изучающим взглядом: «Кто такие? Откуда и куда держите путь?»

Первым ответил на приветствие гостей сидевший в центре чернобородый, краснощекий человек.

— Алейкумо ассалом, братья наши. Добрый путь! Учтивости ради мы должны познакомиться. Какого вы будете племени?

Серкебай горделиво промолчал. За него ответил безбородый балагур Абыке:

— Э, уважаемые, конечно, люди прежде всего знакомятся словами, а лошади ржанием. Можете у нас спрашивать, мы будем отвечать. Вот этот человек — главный властитель Карасаза — Серкебай, — и Абыке плеткой указал в сторону хозяина. — Он гонит к андижанским торговцам полтысячи валухов, откормленных на душистых травах наших пастбищ. Мы тоже под шумок, так сказать, гоним десять — пятнадцать баранов, — на город посмотреть и вещи дорогие заиметь. Не продашь — не купишь, не пойдешь — не увидишь. Едем вместе, делим еду, ночлег, коротаем путь, помогаем баю. — И Абыке самодовольно пробасил: — Теперь вам все про нас известно, и мы не прочь узнать про вас. Чей это аил раскинулся? Кто его старейшины?

Слово взял рыжебородый, плотный человек, сидевший колено к колену с чернобородым.